Актея

Некоторое время старик лежал, уткнувшись лицом в землю, молясь и стеная едва слышно. Актея безмолвно глядела на него, сложив руки и дивясь такому раскаянию и самоуничижению этого человека, ведь она считала его столь могущественным!..

Наконец он встал и сказал:

— Это еще не все, дочь моя. Ненависть к пророку сменилась ненавистью к его ученикам. Апостолы, целиком посвятившие себя молитве и слову Божьему, избрали из своих учеников семерых, коим надлежало раздавать милостыню нуждающимся. Но народ возмутился против одного из них, по имени Стефан. Его заставили явиться в совет, где лжесвидетели обвинили его в том, что он изрыгал хулу на Бога, на Моисея и на Моисеев закон. Совет осудил Стефана. Тогда враги бросились на него и поволокли его за город, чтобы там побить камнями согласно закону о богохульстве. Я был среди тех, кто требовал казни первого мученика: я не бросал в него камни, но стерег одежды бросавших. Наверное, предсмертная молитва святого относилась и ко мне, когда он сказал эти возвышенные слова, неизвестные до Иисуса Христа: «Господи, Господи, не вмени им греха сего, ибо не ведают, что творят!»

Между тем время моего обращения хотя и не наступило, но неуклонно и быстро приближалось. Первосвященники, видя, с каким ожесточением я преследую новую Церковь, послали меня в Сирию, чтобы я там разыскивал обратившихся в христианство и приводил в Иерусалим. Я ехал вдоль берега Иордана от реки Иахер до Капернаума. Я снова увидел Генисаретское озеро, где был некогда свидетелем чудесной рыбной ловли. Наконец, еще пылая жаждой мести, я достиг горной цепи Ермон. И вот, поднявшись на вершину горы, откуда открывается вид на Дамасскую равнину и двадцать семь рек, которые ее орошают, я увидел свет с неба. Поток света хлынул на меня и опрокинул на землю. Я упал как мертвый и услышал голос, говоривший мне: «Савл! Савл! Что ты гонишь меня?»

«Кто ты, Господи, — дрожа, ответил я, — и чего ты хочешь от меня?»

«Я Иисус, которого ты гонишь, — продолжал голос, — и я хочу, чтобы ты, прежде пытавшийся заглушить мое слово, отныне проповедовал его повсюду».

«Господи, — сказал я и задрожал еще сильнее, и ужас мой достиг предела. — Господи, что я должен сделать?»

«Встань и иди в город, и там тебе скажут, что ты должен сделать».

Люди, сопровождавшие меня, были напуганы почти так же, как я: в ушах у них раздался могучий голос, но они не видели никого. Наконец голос смолк; я поднялся с земли и открыл глаза. Но тогда мне показалось, что этот ослепительный свет сменился кромешной тьмой. Ничего не видя, я вытянул руки вперед и сказал: «Ведите меня, я ослеп». И один из моих слуг взял меня за руку и привел в Дамаск. Там я три дня ничего не видел, не пил и не ел.

На третий день я ощутил, как ко мне приближается человек, вовсе мне незнакомый, и однако я знал, что его имя Анания. Кто-то возложил на меня руки, и чей-то голос сказал: «Брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святого Духа». И тотчас как бы чешуя отпала от глаз моих, и я прозрел. Тогда я упал на колени и попросил о крещении.

И с той поры, столь же усердствуя в вере, сколь прежде упорствовал в ненависти, я обошел всю Иудею от Сидона до Арада, от горы Сеир до речного потока Безор. Я побывал в Азии, Вифинии, Македонии, я видел Афины и Коринф, останавливался на Мальте, причалил в Сиракузах и оттуда, обогнув Сицилию, вошел в Путеоланскую гавань. Я провел здесь две недели в ожидании писем из Рима; вчера я получил их. Это письма от моих братьев, они зовут меня к себе: день торжества близок, и Господь прокладывает нам дорогу, ибо он дарует надежду народу, но в то же время насылает безумие на императоров, чтобы разрушить старый мир и снизу и сверху. Не случай, но Провидение наслало на Тиберия навязчивый страх, на Клавдия — глупость, а на Нерона — безумие. Подобные императоры заставляют усомниться в богах, которым они поклоняются. А потому боги и императоры будут низвергнуты в одно и то же время: одних ожидает презрение, других — проклятие.

— Отец мой, — воскликнула Актея, — не надо, сжальтесь надо мной!..

— О! Но что тебе за дело до этих кровопийц? — удивленно ответил Павел.

— Отец мой, — сказала девушка, закрыв лицо руками, — ты рассказал мне свою жизнь и хочешь узнать о моей. Моя история коротка, на ужасна и преступна. Я — возлюбленная Цезаря!

— Я вижу здесь вину, но не преступление, — сказал Павел, глядя на нее с любопытством и сочувствием.

— Но я люблю его! — воскликнула Актея. — Люблю так, как никогда не полюблю ни человека на земле, ни богов на небе!

— Увы! Увы, — прошептал старик, — вот в чем преступление, — и, преклонив колена в углу хижины, стал молиться.

XII