Актеон

- Она у себя в комнате, - сказала Прасковья Павловна, - верно, сейчас к нам выйдет… Теперь я, Андрей Петрович, самая счастливейшая женщина в мире. Невестка моя Оленька - милая, скромная; внучек мой - настоящий херувимчик… Теперь мне остается только благодарить бога, порадоваться на ихнее счастие и потом умереть спокойно. Я уверена, что они не оставят мою сиротку… (Прасковья Павловна указала на дочь бедных, но благородных родителей.)

- Умирать! Зачем же умирать, матушка? Это вы говорите вздор.

Помещик потер ладонью желудок.

- А что, который-то час?.. Как будто эдак время и травничку выпить.

Он обратился к Петру Александрычу:

- Может, у вас там, по-столичному, и не следует этого говорить: но мы ведь деревенские дураки, всё рубим спроста. Вы сами-то употребляете ли травничек?

- Нет.

- Отчего? травник вещь целительная для желудка: а ваши ликеры и разные эти разности ни к черту не годятся!

Закуска и травник были принесены. Помещик налил рюмку травника и поднес ее

Петру Александрычу.

- Отведайте, каково? а?

Петр Александрыч выпил рюмку, поморщиваясь.

- Недурно, - сказал он.

- То-то же! надо войти во вкус… Поживите-ка с нами немного, да мы вас по-своему переделаем, почтеннейший.

Говоря это, Андрей Петрович наливал травник… Он поднес рюмку к своим толстым губам, высосал из нее целительный напиток, пополоскал им во рту, а потом проглотил его, крякнув раза два или три…

В эту минуту Ольга Михайловна вошла в комнату.

Прасковья Павловна, увидев ее, вскочила со стула и закричала:

- Оленька, мое сердце, представляю тебе доброго нашего соседа, Андрея

Петровича Боровикова.

Потом она обратилась к Андрею Петровичу:

- А вам, Андрей Петрович, представляю мою малую невестку. Ну, какова моя

Оленька, что скажете?

Андрей Петрович, занимавшийся разжевываньем колбасы, с заметным усилием проглотил ее, вытаращил глаза на Ольгу Михайловну и с маслеными губами бросился к руке ее.

- С нетерпением желал-с вами познакомиться, сударыня. Прошу извинить; мы здесь в ожидании вас занялись существенным, по желудочной части.

Ольга Михайловна ничего не нашлась сказать на эту речь помещика и ограничилась только, одним безмолвным приветствием. Вслед за тем начался общий разговор о причинах неурожая и урожая, о солении грибов и делании наливок; Прасковья

Павловна заливалась, как соловей, когда дело дошло до приготовления последних. Андрей

Петрович, в жару разговора, потягивал травничек; Петр Алаксандрыч зевал, растянувшись в кресле; дочь бедных, но благородных родителей вздыхала, поглядывая на вдовца, и то поднимала глаза к потолку, то опускала их к полу; Ольга Михайловна глядела в окно…

Вдруг послышался шум в передней - громкое восклицание: "Э-ге!" и стук подкованных каблуков.

- Уж, никак, это Семен Никифорыч… Вот сколько нежданных гостей у нас сегодня!

И с этими словами Прасковья Павловна бросилась в залу. Она не обманулась: перед нею стоял Семен Никифорыч, сухощавый помещик с необыкновенно длинным носом и с необыкновенно коротким лбом. Он был не первой молодости, но силен и крепок; у него висела сережка в ухе, как он говорил, от грыжи; его верхняя губа покрывалась черными усами; на нем был военный сюртук на белой подкладке как доказательство, что он служил некогда в коннице и вышел в отставку с мундиром. К пуговице этого сюртука был привешен кожаный кисет с табаком, а из кисета торчал коротенький чубук. К довершению всего Семен Никифорыч заикался.

Увидев Прасковью Павловну, он воскликнул:

- Э-ге?

Потом они поздоровались и обменялись значительными взглядами… Семен

Никифорыч отстегнул кисет, положил его на стол и, предшествуемый Прасковьею

Павловною, явился в гостиную. Она представила его сыну и невестке… Андрей Петрович, ударил по спине Семена Никифорыча, прохрипел: "Здорово, дружище!" - и, подмигнув, указал ему на завтрак.

- Э-ге! За…куска до…брое дело, - возразил Семен Никифорыл… - Вот когда мы соберемся, бы…бы…бывало, я, эскадронный командир, еще два, три на… а…ашего эскадрона, бывало, я и говорю: э-ге!..

- Прополощи-ка, брат, рот травничком… - перебил Андрей Петрович.

Семен Никифорыч налил травнику и, обратись к Петру Александрычу, сказал:

- За здоровье но… но…о…овоприезжих! - и выпил залпом.

- По-военному, дружище, по-военному! - вскрикнул Андрей Петрович, - а мы, гражданские, любим посмаковать прежде…

Выпив травничку, Семен Никифорыч вышел в залу, набил методически, с ученым видам знатока, свою трубку и сел возле Петра Александрыча.

Он посмотрел на него и, пустив дым из носа, сказал:

- Вы табак не ку…у…у…рите-с?

- Нет, я курю сигарки.

- Э-ге! это все немцы ввели в моду цигарки, а у нас, зна…ете, в полку и не зна…а…ли, что такое цигарки, а уж курилы-мученики были… Верхом, а трубка в зубах… А что, я думаю, хороши лошади-с в конной гвардии?

- Чудесные, мастерски подобраны, как смоль черные, ни одного пятнышка нет, - отвечал Петр Александрыч.

- Э-ге! - Семен Никифорыч выпустил опять дым из носу.

Прасковья Павловна, казалось, была очень довольна, что у Семена Никифорыча с сыном ее завязался разговор, и она не сводила с них глаз.