Актер. Часть 3, 4

 Но, перечеркнув свои главные страхи, ты как будто сваливаешься в другой кошмар: в полное боли, хватающее за душу одиночество. Ты спасла Алексу жизнь? Прекрасно, ты — молодец. Но теперь ты обязана его потерять, ты знаешь, почему. Жизнь с такой, как ты, не для него, понимаешь? Да, ты это поняла и приняла это. Но тогда почему внутри так нестерпимо холодно?

 Она не увидела, как от силы удара Чудотворец упал навзничь, и как Ресль, откинув ногой пистолет от корчившегося рядом Ли, в два шага убил расстояние до Никса. Стрела, если судить по школьным урокам анатомии, пробила этим двоим артерии. С подобным ранением можно жить, кажется, три-восемь минут, но с ним уже невозможно встать. И если сюда в ближайшее время не приедет «скорая», то эти люди обречены. То же подсказывали и кровавые пузыри на губах Ли и Никса.

 А еще Алекс знал, что Лиза уже не вернется сюда. Она сделала то, что должна. Но сейчас его больше интересовало другое. Наклонившись над человеком, превратившим ее юность в беспробудный кошмар, Алекс опустился на колени. Перевел дух от муки, в очередной раз пославшей в сломанное запястье дробь диких спазмов, убрал правой рукой ладони Никса, которыми тот зажимал шею, обхватил торчащее стальное древко стрелы и дернул его на себя. Провел ладонью по наконечнику, древку и короткому оперению, и одним мощным ударом всадил стрелу обратно. Карие глаза мужчины, с согнутыми коленями лежавшего на полу, расширились, и он издал короткий вдох, словно пытался что-то сказать.

 Да, Он пытался. Это было имя: «Элизабет». Но связанное с ней, а не с Его матерью. Странно, но Он всегда почему-то знал, что перед смертью увидит ее глаза. И сейчас на Него смотрели такие же зеленые, как у нее, радужки, но в них не было ни ее страсти, ни жалости, ни ненависти. Казалось, что глядевший на Него чех вообще перестал что-либо к Нему испытывать.

 «Он не убивать меня пришел. Он пытается взять ее вину на себя, — с беспощадной ясностью осознал Никс. — Он стирает ее отпечатки. И он действительно единственный для нее. Счастливец». Осознание этого обожгло так, что физическая боль показалась детским лепетом. Сердце корчилось и горело в огне, посылая сознанию немыслимую агонию. Он умрет, а эти двое будут жить. С этой болью Он не был готов смириться. «Уходи сам, все равно ты для нее уже труп», — приказал себе Он. Через секунду Никс умер.

 Посмотрев в его остановившиеся зрачки, Алекс поднялся и, пошатываясь, повернулся к Ли. Тот успел перевернуться на бок и теперь не сводил с умершего взгляда. Потом губы Ли, дрогнув, сложились в округлую букву «о», будто он хотел произнести: «Love» («Люблю»). В тот же момент англичанин разжал руки, забился в судорогах, и кровь залила пол вокруг. Спустя мгновение Ли был мертв. Из последних сил Алекс дошел до него, упал на колени, вытащил стрелу, всадил ее в горло Ли — и сполз рядом с ним, пытаясь опереться спиной о стену.

 Ему бы взвыть от боли. Вместо этого, обхватив здоровой рукой сломанную, он внезапно поймал себя на том, что он... улыбается. Когда-то он боялся потерять себя, боялся совершить не прощаемый грех, боялся сесть в тюрьму... Господи боже, какой же все это было глупостью!

 «Лиза, девочка, поломанная и святая душа».

 Он не знал, смогут ли медэксперты или кто там занимается подобными делами в МВД разобраться, что в итоге прикончило этих двоих, выстрел Лизы или то, что он нанес им финальный удар. Но, стирая своей ладонью ее отпечатки, он, может и делая откровенную глупость, всего лишь пытался ее защитить. Все было предельно просто. Она пошла на смертельный риск — из-за него. Он взял на себя ее грех и убил — за нее. И уберечь ее, закрыв собой, было самым меньшим из того, чего она стоила.

 Уже теряя сознание, Алекс закрыл глаза. И из темноты вдруг появилось лицо той, двенадцатилетней Лизы, которую он сначала растоптал, а потом предал. Он много лет не мог вспомнить ее лицо, а сейчас смог разглядеть каждую его черточку, малейший штрих.

 «Я сделал тебе больно».

 Помолчав, она покачала головой и тихо улыбнулась ему. И он понял, что она его простила.

 ***

 Исаев подъехал к дому, когда там уже вовсю работала следственная группа. Метрах в двадцати от дома стояли полицейские легковушки и автомобиль «Амбуланс». Мари-Энн сказала, что Алекс должен быть в этой машине. Андрей сделал попытку пробиться туда, но его не пустили. Полицейский кордон, колкие взгляды, ледяные лица и непререкаемый тон, когда все твои возражения отскакивают от уважаемого должностного лица, как шарики пинг-понга от деревянной столешницы:

 — Отойдите, не положено.

 Чертыхнувшись, Исаев снова набрал Бошо.

 — Андрей, дай мне еще пять минут, и я все улажу, — заверила та.

 Пришлось убивать ожидание новой порцией нервотрепки, двумя сигаретами и надеждой на то, что за это время Алекса не успеют никуда увезти. На исходе четвертой минуты Андрея окликнул полицейский с погонами ефрейтора:

 — Господин Исаев?

 — Да.

 — Ваши документы?

 Андрей молча протянул ему паспорт. Пошелестев страницами, ефрейтор неохотно кивнул: