А что надо было ответить? Что каждый раз, когда ты видишь себя в зеркале, ты вспоминаешь его? И что каждый раз, каждый день тебе немыслимо больно от этого? Или сказать ему, что твое сердце уже превратилось в сосущую, рваную рану? Или, может, тебе рассказать, что пока он сидел в «Панкраце», ты по ночам выла в подушку, понимая, что он взял на себя твою вину? Хорошо еще, что отец согласился быстро вытащить его из СИЗО, правда, предварительно в пух и прах разругавшись с ней и Андреем. Хотя Исаева она так и не видела. Но знала от Мари-Энн, что Андрей мотался с этим к отцу в больницу. А ей отец на полном серьезе поклялся, что, если она только посмеет с криками «я виновата» поехать сдаваться в «Панкрац», он сделает все, чтобы Алекса продержали в СИЗО, как минимум, еще три лишних месяца.
Что, об этом ему рассказать? Распахнуть душу, выложить правду... Дать ему испытать к ней всю меру благодарности за то, что он по ее же вине отсидел за нее в СИЗО? Еще чего! У него впереди — будущее, у нее — пустота. Но ты же, в общем, хорошая девочка, Лиза? Так помоги ему с честью выйти из этой истории и забыть тебя.
— Алекс, зачем ты приехал?
И в его таких же лучистых, как у нее минутой назад, глазах появилось удивление. Затем его взгляд стал спокойным, сосредоточенным. Чем, откровенно говоря, он ей только добавил, и Лиз закусила губу. Сообразив, что флер-де-лис готовится к драке в попытке отстоять их не-совместное будущее, Алекс вздохнул и спустил с плеча на асфальт тяжелую сумку. От движения манжет куртки задрался и обнажил его левую руку. Кисть была забинтована от пальцев и до запястья. И Лиз разом побледнела до белого. В зрачках появился откровенный страх.
— Что у тебя с рукой? Это я... я не успела тогда, в Кршивоклате?
— Все нормально, скоро пройдет.
— Алекс, не ври! Что у тебя с рукой?
— Ничего особенного.
— Перелом?
— Нет. Вывих. Но до нашей свадьбы все заживет.
— Алекс, до какой еще свадьбы? Ты что, издеваешься?
Какие издевки? Она и так на нервах. Похоже на скрученную стальную пружину, до которой страшно дотронуться. Ощущение, что внутри нее все звенит от напряжения. Но не рассказывать же ей в вашу первую встречу, что у тебя было уже три операции, но чувствительность кисти до сих пор не восстановлена, и что пальцы тебя плохо слушаются, и что твоей актерской карьере, по всей видимости, пришел конец. И что ты, понимая все это, уже подал заявку в Пражскую академию искусств на зачисление на режиссерский факультет. А с другой стороны, может, оно и к лучшему? В противном случае, появись ты со своим нимбом звезды вместе с Лизой, и СМИ не оставят ее в покое. Будут рыть вокруг ее прошлого, а ей это точно не надо. И хотя это правильно, но сейчас гораздо важнее другое. Ему — постараться ее убедить принять его в свою жизнь. Ей — прекратить ломать комедию на тему того, как бы так побыстрее выставить его обратно в Прагу из Пушкина? А тут еще и Лиз опять в него выстрелила:
— Ладно, про твою руку мы потом поговорим. Как ты меня разыскал? Что, опять проделки Исаева?
— Да нет. Я приехал в город, пошел в нашу гостиницу, — он заметил, как она вспыхнула при слове «нашей». — Спросил на ресепшен, не приезжала ли к ним девушка, подходящая под описание твоей внешности. Женщина на ресепшен сказала, что нет, что такой у них нет, но в Пушкине сейчас туристический вал. И дала мне адреса, по которым часто сдают квартиры. Я обошел три адреса. Четвертым был твой.
— Понятно. Алекс, зачем ты сюда приехал? — теперь в ее голосе звучала прямо-таки нетерпимость. Мол, я тебя сюда не звала, я тебя не ждала и вообще. И с одной стороны, ее страхи можно понять, а с другой ... Да ладно, им что, по двенадцать лет? Хватит играть в эти дурацкие недомолвки.
— Потому что я хочу, чтобы мы были вместе. Еще потому, что я хочу сказать спасибо твоему отцу за то, что он вытягивал меня из СИЗО. А еще ты кое-что оставила в Комри. Погоди-ка. — Алекс опустился на корточки перед сумкой, покопался в кармашке и протянул ей ее серебряный крестик.
Помедлив, он тоже присела, потянувшись за ним:
— Спасибо.
— Не за что.
Ее юбка задралась чуть выше, обнажая очень стройные ноги, и у него пересохло в горле. Да уж, кое-что у них никогда не менялось. Ее он хотел всегда.
Тем временем Лиз, сделав все, чтобы не дотронуться до его руки, забрала крест и встала:
— Андрей его тебе отдал?
— Да.
Но лучше бы она спросила, как он уберег ее крест? Когда он поднимался на лифте в пентхаус, его как будто кольнуло. Послушавшись интуиции, он опустил ее крест в зазор между обшивкой лифта и зеркальной панелью. Там крестик и пролежал до тех пор, пока Алекс не вышел из СИЗО, не вернулся домой и не освободил его.
— Все равно ты напрасно приехал. Пожалуйста, уезжай.
— Почему?
— Ты забыл, кто я такая?
— А ты думаешь, что я тебя защитить не смогу?
Тяжкий вздох:
— Из какой это пьесы, Алекс? Ты о родителях своих сначала подумай. Им-то все это зачем?
— Лиз, это решаемо.
— А люди, а общество? Нет, — она покачала головой, — нет. Все, уезжай.
— Лиз...
— Что? Ну что?