Актер. Часть 3, 4

 Нико ехал в машине и вспоминал кое-какие события этого дня...

 Погруженный в наркотический транс Одинцов тяжело осел на стуле.

 — Ты будешь сотрудничать? — задал он ему самый первый, вводный вопрос.

 — Н-нет. — Олег взглянул на него, как сомнамбула. Но за зрачками побледневшего референта билось что-то, до черта напоминавшее силу воли. Точно разум кричал Одинцову: «Ответь ему: «Да!», а душа продолжала бороться.

 Он повысил голос, теряя терпение, давя на него своим тоном:

 — Ты сотрудничать будешь?

 Тело Олега напряглось. На виске бешено застучала жилка:

 — Н-нет... — И, через секунду: — Не понимаю тебя.

 — Да твою-то мать, у меня на эти бредни времени нет! — Он ввел ему разом остатки сыворотки, посмотрел на бескровные губы Олега, на немые глаза и в который раз повторил: — Ты будешь сотрудничать?

 Веки парня дрогнули. Губы, разжавшись, сложились в сухую кривоватую линию. И, наконец, то самое:

 — Да.

 Он опустился на корточки перед ним:

 — Ты должен говорить громче. Скажи, на какую фамилию ты делал Исаеву фальшивые документы?

 — Я... Нет.

 — Ну хватит. Ты согласился сотрудничать, и я тебя спрашиваю: на какую фамилию ты делал Исаеву документы? Они же были фальшивыми?

 — Д-да, — дыхание Одинцова вдруг участилось.

 Он не обратил на это внимания:

 — Отлично. Я рад, что мы начали находить общий язык. Итак, на какую фамилию ты делал документы Исаеву?

 Одинцов попытался приподнять ладонь, и из обрубков прижжённых пальцев закапала кровь.

 — Ни... Никитин.

 Он отстранился, чтобы не запачкаться:

 — Мне нужно полное имя, — потребовал он.

 — Дмитрий... Никитин.

 — Никс, он сейчас либо вырубится, либо у него просто сердце не выдержит, — тихо заметил Ли, который сейчас стоял рядом и наблюдал за ними. — Погляди, как тяжело он дышит.

 — Да наплевать мне, не мешай! — вспыхнул он, и снова повернулся к Олегу: — Кем по легенде является Дмитрий Никитин?

 — Я... я не помню.

 — Ну, давай, — подбодрил он. — Ты обещал сотрудничать.

 — Отделение дипкорпуса... российского МИДа, — Одинцов зажмурился, мотнул головой. На его губах появилась розоватая пленка от закушенной в кровь губы.

 — Никс, хватит, я прошу тебя, — Ли отвернулся.

 На секунду отвлекшись от допроса, он взглянул на Апостола и внезапно поймал себя на той мысли, что Ли, который — казалось бы! — видел так много смертей, в это мгновение повел себя так, словно перед ним в буквальном смысле умирал человек, чей мозг рвали напополам.

 Раздраженный неуместным вмешательством Ли («Тоже мне, добрый боженька! Я всю грязь на себя беру, а он мне тут в мать Терезу играет!»), он снова повысил голос:

 — Дай мне полный ответ!

 — Я... не знаю.

 — Слушай, Олег, — помолчав, начал он. — Я, честно, не хочу тебе зла, но мне ОЧЕНЬ нужны ответы на мои вопросы. Ответь, и все это быстро закончится. Ты слышишь меня?

 — Я ничего не знаю. — Тело Одинцова внезапно и резко закачалось вперед-назад, как под ударами. Из-под ресниц впервые блеснули слезы.

 Он сжал его локоть:

 — Успокойся. Последний вопрос и все. Назови мне логин и пароль для входа в вашу систему. Только логин и пароль.

 — «А» двести трид... — едва слышно прошептал Одинцов, но вдруг вытянулся в струну. Закинув голову, он принялся судорожно хватать воздух ртом. Но сумел сделать только короткий полу-вдох, и его тело обмякло на стуле. Из уголка глаза скатилась слеза и побежала по скуле к виску — ее последний путь... Через секунду на Нико смотрели остановившиеся зрачки. Олег Одинцов умер.

 Понаблюдав за мгновением смерти, он медленно поднялся с корточек. Только в этот момент он впустил в себя то, что отдаленно напоминало жалость. И дело было даже не в том, что он не выиграл раунд с Одинцовым вчистую. Это было другое: давно ненужное, стертое, почти уничтоженное. Но до сих пор человеческое.

 Внезапно захотелось уйти, нажраться и разом бросить все это. В попытке сесть или еще зачем (он сам так и не понял) он поискал глазами свободный ящик. Однако, найдя его, передумал и, оставшись стоять, безотчетно прислушался к тишине. Нет, полной она не была. Он слышал дыхание Ли. Он слышал толчки своей крови в висках и то, как у входа все также негромко и равнодушно переговаривались боевики. Затем с их стороны раздался смешок, точно один из них начал рассказывать что-то игривое. Стиснув челюсти, он снова наклонился к Олегу. Прижав пальцы к его шейной артерии, он про себя досчитал до десяти. Убедившись, что перед ним труп, а не живой человек, он намеренно безучастно бросил Ли:

 — Надо же, сдох.

 Ли молча взглянул на него и отвернулся. Он тоже смолчал, перевел взгляд на часы (было без десяти десять), вытащил из кармана брюк телефон и набрал Леа.

 — Привет, — явно обрадовалась та.

 — Привет. Выясни прямо сейчас, куда ХХ апреля ездил некий Дмитрий Никитин, — суховато, не затрудняя себя вопросами из серии: «Как ты, любимая?», попросил он. — По непроверенным данным, Никитин — это российский дипломат. Но я думаю, что на деле он был временно приписан к корпусу МИД.

 — Так он дипломат или нет? — перебила Леа.

 «Идиотка». — Он сдержал нетерпеливый вдох, рвавшийся наружу.