Любой театр начинается с пустого пространства. Задача режиссера и его команды – оформить и расцветить эту пустоту. Прежде чем она примет требуемый вид, придется ответить на множество вопросов: в первую очередь, в каком мире происходит действие пьесы? Реалистичный ли это, подробно прорисованный мир, с настоящей мебелью, безделушками, дверьми, как, например, в викторианских комедиях? Или более абстрактный, почти голый, с минимумом реалистичных деталей, как в пьесах Беккета? Меняются ли составляющие этого мира в ходе повествования? Драма любит перемены, поэтому неудивительно, что декорации по ходу пьесы обычно меняются. Иногда меняется место действия – в частности, оперы и мюзиклы славятся тем, что декорации там меняются в каждом акте. Того же эффекта можно достичь и более простым путем, решая пространство в минималистичном ключе. Представьте себе голую сцену, где по центру стоит один-единственный стул. Этот стул трансформируется исключительно благодаря тому, как обращаются с ним исполнители в каждой сцене. В первой он становится сиденьем автомобиля, во второй – троном, в завершающей третьей – электрическим стулом. Мы видим два совершенно разных подхода к сценической трансформации: первый – буквальный, второй – с опорой на воображение. Самые, наверное, удачные для театра трансформации – когда место действия физически остается прежним, но меняется в представлении зрителя. Например, мы находимся в темной пустоте без дверей, по центру сцены – огромный куб, на котором сидит единственный персонаж спектакля. Он хочет выбраться из пустоты, но не может найти выход. Внезапно куб отъезжает в сторону, открывая люк в полу. В этот момент зритель, как и главный герой, видит пространство другими глазами. Это уже не замкнутая безвыходная пустота, а часть большого мира, проникнуть в который можно, нырнув под тот, с которым мы уже знакомы. Подобные трансформации производят очень большое впечатления, поскольку делают мир спектакля по-настоящему театральным.
Определившись с миром пьесы, нужно подумать о роли зрителей в пространстве. Натурализм XIX века пропагандировал идею воображаемой четвертой стены, отделявшей зрителя от действия, позволявшей наблюдать происходящее на сцене словно бы через замочную скважину. При таком подходе зритель всегда пространственно отделен от происходящего на сцене. Однако театр нового и новейшего времени всегда стремился к большему взаимодействию между сценой и зрителем. Помимо очевидных способов ломки четвертой стены – например, прямого обращения героя к зрителю, – в современном театре применяются и более радикальные способы обыгрывания пространства. В одном случае зрителю приходится перемещаться с места на место по ходу действия, в другом – его практически помещают на сцену, в то же пространство, где происходит действие, в третьем зрителя сажают отдельно, но отводят ему роль в спектакле – например, свидетелей в суде или участников собрания. Оправданы ли подобные решения, зависит от того, насколько обогащает повествование необычное использование пространства. Например, история о том, как воспринимают друг друга мужчины и женщины, только выиграет, если разделить зрительный зал на мужскую и женскую половину со сценой посередине. В очень хорошей постановке, сделанной недавно нашим студентом, речь шла о расследовании убийства, в котором зрители выступали и подозреваемыми, и жертвами, а потом гибли страшной смертью на спиритическом сеансе, сидя вокруг стола и держась за руки. Очень разумный подход, а главное, обеспечивающий желанный для любой страшной истории результат – напугать до полусмерти зрителя, пытающегося разгадать тайну. Очень важно концептуально продумать отношения между зрителем и действием, создавая пространство. Иначе возникнет большой соблазн вернуться к идее четвертой стены, тем более что она возводится в эстетическую норму благодаря популярности кино, которое по сути своей не может не отделять зрителя от исполнителя. Однако театр хорош именно тем, что он живой, и действие на сцене разворачивается в реальном времени. Именно поэтому молодым актерам необходимо изучить все возможные средства взаимодействия со зрителем, развивая свое сценическое воображение, а не загоняя его в узкие рамки.