Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

Он выбирает на главную роль Михаила Пореченкова, и в этом, вероятно, немалую роль сыграли внешние данные актера, редкие для нашего кино того времени. Все в Пореченкове размашисто, крупно, звонко. Помнится, в одной из картин он стоял в небольшой комнате с низким потолком. И казалось, что еще мгновение — и он раздвинет эти стены плечами, руками подымет потолок. Улыбнется по-детски простодушной улыбкой, сверкнув ясной голубизной светлых глаз, словно герой полотен художника Васнецова.

Но не стоит обманываться: простодушие это обманчиво, что угадал в актере опытный и проницательный продюсер Капица, будто услышал Пореченкова, однажды заметившего: «Есть некое несоответствие моих внешних данных моему внутреннему миру…» Его персонажи лукавы, энергичны, активны, владеют ситуацией — таким и был Леха Николаев.

Капица, по собственному признанию, снимал «сказочку». И все претензии к подлинности, реальности героя Лехи не имеют под собой почвы, они просто неуместны в данной ситуации. Можно ли упрекать героя сказки в невероятности совершенных им подвигов? Так и с «агентом»… По существу, он похож на сказочного Ивана, младшего сына, от которого поначалу ничего вроде и не ждут. А он в воде не тонет, в огне не горит, с врагом враз расправится, слабым поможет…

Из интервью Михаила Пореченкова:

«— Мы много придумывали в этом фильме, многое предложил наш режиссер Дмитрий Светозаров. Честно говоря, переписывали сценарий. Снимался у нас замечательный актер Андрюша Краско, наделенный таким открытым чувством юмора.

Мы придумывали: как это может быть? Причем все факты, сюжеты взяты из жизни. Даже досье о таких делах доставали. И, представьте, иногда в жизни происходят такие сказочные вещи, что ни в одной сказке не сказываются. Вот и мы отчасти сказку снимали, такую, какой мы ее видели. Вносили юмор, но вместе с тем предлагали зрителям поверить в нашу историю.

В итоге сериал об «Агенте…», мне кажется, получился ироничным рассказом о неком вселенском зле, которое мы никогда не сможем уничтожить. Оно появляется, уходит, снова появляется».

Актер принял эти условия игры, хотя справиться с ними было не так просто:

«Леха Николаев рождался в творческих муках, — таков вывод Пореченкова, к которому он пришел, когда его герой уже мощно завоевал телеэкран. — Реально он сформировался где-то в десятой серии. До этого я шарахался из стороны в сторону.

Не сказал бы, что я и Леха одно и то же… Но у Николаева моя фигура, мой голос, он точно так же смотрит и улыбается…»

Как водится, зрители не замедлили идентифицировать Михаила Пореченкова с жизнерадостным Лехой Николаевым, в этом смысле телевидение действует с невероятной быстротой, великий оно популяризатор, однако часто не к добру… Ощущал ли Пореченков легкость добытой им популярности? Позволю себе предположить, что в то время он не слишком об этом задумывался. Он искренне признавался: «Я стараюсь откликаться на все предложения, которые мне интересны. Вот говорят: «Пореченков везде мелькает…» А я считаю, что пока еще не замечен, так что я молодой кинематографист. К сожалению, режиссеры кино в основном эксплуатируют образ этакого мачо. А мне хочется работать в разных амплуа. Взять хотя бы «гладиатора» Рассела Кроу. Все были уверены, что он ярко характерный артист. Увидели в нем героя только после «Игр разума» Рена Хоуарда. А до этого он был заложником совершенно другого амплуа.

Вместе с тем нельзя забывать, как может быть беспощаден к актеру экран, обнаруживая фальшь несоответствия личности героя и личности исполнителя. Естественно, я не имею в виду абсолютную идентичность их… Но как играть настоящего героя, если у тебя душа трусливого зайчонка?»

Пореченков ощущал это в сюжетах, требующих особой личностной достоверности. Как бы ни был важен профессионализм, опыт артиста, но, по главному счету, мир его чаще всего замкнут границами его личности. Открыть этот мир другим в разных ипостасях, разных версиях — его задача.

Таковы были взаимоотношения Пореченкова с его легендарным «агентом». Конечно, для этого ему нужны были опоры в драматургии, в режиссуре, а этого остро недоставало современному российскому кино. Пореченков вступил в кинематограф в не лучшие для него годы. Да и в более благополучное для десятой музы время актеру было не просто найти автора, режиссера с таким строем мыслей, мироотношением, эстетическими и нравственными критериями, которые были бы ему созвучны.

Неразумно упрекать Пореченкова в том, что, по его словам, он принимал все предложения режиссеров. Альтернатива была очень жесткой. Отказ означал, во-первых, отсутствие работы, что ударяло по самолюбию и карману молодого актера. Первое — естественная реакция, второе — надо просто вспомнить, как жила страна в те годы, все социальные и прочие катаклизмы того периода, девальвацию, нищету, безумные рывки экономики. Вспомнить ситуацию в кино, разрушенного едва ли не до основания…

На ноги кино вставало уже с другими ориентирами, чем доперестроечные.