Актеры шахматной сцены

После окончания чемпионата страны 1977 года я провел небольшой эксперимент, попросив двух мастеров, каждого в отдельности, расставить всех поделивших места участников строго по ранжиру в соответствии с реализованным ими творческим потенциалом. Оценки обоих совпали полностью!

Между прочим, авторы статьи в «64» об итогах Всесоюзного отборочного турнира 43-го чемпионата СССР, где трое поделили первое место (называвшейся, между прочим, «Коэффициент творчества»!), одобрили выбор системы коэффициентов Бухгольца (разновидность системы Бергера), сославшись на то, что победитель «по «коэффициенту творчества», если бы таковой учитывался, также по праву занял первое место». Как видите, коэффициент творчества по сути дела действует, хотя, к сожалению, не учитывается.

Собственно говоря, у каждого шахматиста существует осознанная или интуитивная система критериев, которыми он пользуется, оценивая творческие аспекты своей либо чужой игры. Эти критерии никогда не находятся без дела. Ибо если есть шахматисты, относительно спокойно переживающие тот или иной проигрыш, то нет шахматиста, который не испытывал бы стресса в связи с неудачей творческой.

Насколько болезненно переживают даже великие именно творческие срывы, показывает пример ставшего при жизни чуть ли не легендарным Хозе Рауля Капабланки. В своей книге «Международный шахматный турнир в Нью-Йорке. 1927» Александр Алехин, тогда уже чемпион мира, между прочим, писал:

«Как известно, 1925 год принес Капабланке величайшее из разочарований, какие ему приходилось испытывать за всю его карьеру на международных турнирах: на московском турнире он занял лишь третье место, и то ценой огромных усилий… Уже тогда в части специальной прессы стали раздаваться голоса, которые указывали на некоторые тревожные симптомы, характеризовавшие игру кубинского гроссмейстера на этом турнире. Эти симптомы давали поводы не без известных оснований предполагать, что искусство Капабланки представляет собой не то, во что оно обещало вырасти из довоенного периода его деятельности; что причина заключается в выявляющейся с годами все более отчетливо склонности его к упрощенным, по возможности чисто техническим формам борьбы, которые постепенно убивают в нем «живой дух»…

Без преувеличения можно утверждать, что отрицательное впечатление, которое давала качественная (подчеркнуто мною. – В. В.) оценка его московского выступления, было для Капабланки гораздо более чувствительным ударом, чем его спортивная неудача…»

В матче Петросян – Спасский (1966 год) едва не сыграла роковую роль для тогдашнего чемпиона мира двенадцатая партия. В этой партии была разыграна староиндийская защита, в которой игравший черными Спасский уже на пятом ходу применил новинку.

Обе стороны долго перегруппировывали свои силы, готовясь к тактическому сражению на одном и том же участке – королевском фланге. И когда этот бой начался, не сразу можно было понять, кто атакует, а кто защищается: атаковали оба! И оба соперничали в решительности, в презрении к опасности, в находчивости. Характер борьбы оказался таким, что было ясно: победивший получит несомненный психологический перевес, а это в матчевом поединке имеет особенно важное значение.

В момент, когда «осторожный» Петросян пожертвовал ладью за слона, который был у черного короля начальником дворцовой стражи, стали отчетливо вырисовываться контуры глубокой и прелестной комбинации чемпиона. В пресс-бюро гроссмейстеры шумно стучали фигурами: «мельница», вот оно что!

Затаенная мечта каждого шахматиста – осуществить комбинацию типа «мельница». Мексиканец Карлос Торре стал бы знаменит, даже если бы выиграл в своей жизни лишь одну-единственную партию – ту самую, в московском турнире 1925 года, когда под жернова мельницы попал сам Ласкер. И вот теперь Петросян шел на повторение творческого триумфа Торре.

Пикантная и чисто творческая особенность ситуации состояла в том, что многие знатоки, в частности Таль, перед началом матча считали, что в комбинационной игре Петросян, несомненно, уступает Спасскому. С присущей ему запальчивостью отстаивал такую точку зрения международный мастер Василий Панов. У него не было сомнений в том, что Спасский «будет, подобно русалке, тащить упирающегося Петросяна в омут не поддающихся абсолютно точному расчету осложнений. Во всяком случае, выиграть матч у Петросяна можно только так!»

И вот теперь, можно ли было в это поверить, Петросян тащил упирающегося Спасского в омут у мельницы…

На тридцать первом ходу наступает кульминационный момент бурной схватки – Петросян, у которого стояли под боем оба слона, жертвует еще и коня. Создалась редкостной красоты картина, когда три белые фигуры, выстроившись в ряд, предлагали себя в жертву – бери любую!.. Казалось, уникальная комбинация Торре будет повторена в еще более красочном оформлении, да к тому же в соревновании самого высшего спортивного достоинства.