Актеры советского кино

Татьяна Ухарова:

«Несмотря на то, что Жора много играл, по две главные роли в сезон, с театрами у него не прекращалась чехарда. Из родного он ушел в „Современник“, но проработал там всего сезон: причина — в спаянности коллектива, который оказался закрыт для Жоры, несмотря на то, что он дружил с Олегом Ефремовым. Вернулся в Театр им. Станиславского, там его не ждали и фактически посадили в оркестровую яму, где уже обитали другие хорошие актеры. Всегда общительный, оптимист, он перестал выходить из дому, я испугалась: все, не выскочит из депрессии. Уговорила его лечь в больницу, подлечился.

С кино тоже было сложно. Хотя первая же роль принесла славу. Это был фильм Михаила Богина „Зося“. Жора играл там смешного лысого солдата, губастого, который ел пельмени. Возник в нашем кинематографе такой чудаковатый персонаж, о Буркове сразу заговорили, стали предлагать сниматься. Но пошли почти сплошь персонажи второго плана, а то и вообще не утверждали на роли, для которых он просто был создан. Например, Максима Горького. Когда сделали грим, оказалось — одно лицо и та же мимика, но Жорину кандидатуру завернули».

И все-таки кинематограф его «подцепил». Появился у Буркова, что не всякому актеру дается, свой герой — человек умный, добрый и несчастный. Еще более чудаковатый, чем солдат с пельменями, особенно в представлении обывателя, в чью сторону стрела и запускалась. Началось все с «Зигзага удачи» Рязанова, который позвал Буркова на роль Пети, ретушера в городской фотографии, пьющего художника. Этот Петя с собачьей тоской во взгляде, который идет против всех за каждого, так полюбился режиссеру, что и в фильме «Гараж» возник вновь. Теперь уже в образе Фетисова, ушедшего в город крестьянина, который «за машину родину продал», — сутулого, в растянутом свитере и стоптанных ботинках, с горящими праведным гневом добрыми глазами.

Татьяна Ухарова:

«Почему Жора был так убедителен в своих ролях? Он хорошо знал жизнь, не столько из опыта, сколько от рождения, что ли. Чувствовал ее. В спектакле „Иван и Мадонна“ играл старого солдата, который уже в мирное время едет получать награду и вспоминает войну. Я сама актриса, но, стоя за кулисами, плакала. Потом говорила ему: „Жора, так нельзя, ты хоть чуть-чуть обманывай“. А он: „Танюрочка, по-другому не поверят“. И я этот спектакль ненавидела».

И ведь рвал сердце ради игры, дела несерьезного. Что такое, в конце концов, актер, воображающий, будто он перевернет мир? Шут. Бурков в этом однажды убедился на собственной шкуре.