– Нам повезло, что огонь не перекинулся на соседние здания, – продолжал тем временем полковник, указав на ближайшие к месту взрыва корпуса АЭС. – Иначе площадь возгорания была бы намного больше…
Это уж точно! Страшно себе представить, что было бы, если бы пожар перекинулся на энергоблок с ядерным реактором. Стоило об этом подумать, как я тут же вспомнил об угрозе террориста взорвать реактор. Почему-то в вертолете эта угроза не воспринималась так остро. И только сейчас, оказавшись на атомной станции и собственными глазами увидев последствия прогремевшего здесь взрыва, я осознал всю степень возможной опасности.
Внезапно нахлынувшее ощущение грозящей беды настолько захлестнуло меня, что я даже не заметил, когда в разговор вступил Углов:
– …Уберите своих людей за линию пожарных машин. Проследите, чтобы никто из пожарных не мешал нашим сотрудникам, когда те будут осматривать место взрыва, – обратился он к начальнику пожарной охраны. – Овчинников, обеспечьте оцепление, – прозвучал адресованный мне приказ. – А я пока переговорю с работниками станции. Где их можно найти?
Полковник вызвался проводить нашего командира. Но Углов заявил, что сам найдет дорогу, а начальника управления пожарной охраны еще раз попросил поскорее освободить место для работы наших взрывотехников. Отстав от Углова, направившегося к энергоблоку, где, кроме турбин и реактора, должен был располагаться и рабочий зал операторов АЭС, полковник скрылся в кузове-фургоне пожарного «ГАЗ-66», являвшегося, очевидно, штабной машиной. Из фургона он выбрался с мегафоном в руке и, воспользовавшись им, приказал работающим на месте взрыва пожарным вернуться назад к машинам. Пока начальник пожарной охраны отдавал приказания пожарным расчетам, взрывотехники Терентьева выгрузили из «буханки» контейнеры со своей аппаратурой и вместе с ними отправились к дышащей паром воронке. Нам же с Вороном досталась самая незавидная роль – обеспечивать оцепление.
Понятно, все это делалось, чтобы исключить расшифровку нашего подразделения. Но если настоящие пожарные занимались делом, то мы с Вороном на их фоне выглядели сущими бездельниками. Мне даже досталось от одного из них.
– Ну, чего встал на дороге?! Помог бы лучше… – довольно грубо обратился ко мне тяжело дышащий от усталости мужик моего примерно возраста, сматывающий расстеленный по земле пожарный шланг, добавив при этом крепкое словцо.
Лицо пожарного было покрыто потом, а может, и каплями воды, потому что весь его защитный костюм тоже вымок насквозь. По всему было видно, что во время тушения пожара он не отсиживался в штабной машине.
Если бы я умел сматывать пожарные шланги, то непременно помог бы парню. Но решив, что от моей помощи будет больше вреда, чем пользы, просто отошел в сторону. Не обижайся, друг, я тоже буду работать честно. Во всяком случае, сделаю все, чтобы тебе больше не пришлось сюда приезжать. Сразу же вспомнились погибшие герои-пожарные, фактически заслонившие своими телами огненную амбразуру взорвавшегося реактора Чернобыльской АЭС. Не дай бог повториться здесь такой же трагедии!
Довольно быстро пожарные скатали все шланги и собрали остальной инвентарь. Их машины начали разъезжаться. По-моему, все пожарные настолько устали, что их уже не интересовало, кто и что в данный момент делает на месте взрыва.
Происходило же там следующее. Один из взрывотехников Терентьева закачивал ручным насосом поднимающиеся из воронки испарения, собирая пробы воздуха для проведения экспресс-анализа типа примененного взрывчатого вещества. Терентьев мне однажды показывал, как это делается. Взятые на месте взрыва пробы воздуха подвергаются спектральному анализу на специальном аппарате, после чего полученные хроматограммы сравниваются с контрольными образцами. Остальные взрывотехники во главе со своим начальником, вооружившись ручными металлодетекторами и щупами, обследовали территорию вокруг злополучной воронки. То и дело один из них нагибался к земле и внимательно разглядывал, а то и брал в руки какую-нибудь искореженную взрывом железяку, после чего продолжал движение.
От наблюдения за работой взрывотехников меня отвлек приглушенный свист – сигнал Ворона. Я живо обернулся и увидел возвращающегося назад Углова. Видимо, он уже узнал все, что ему было нужно, от работников станции. Генерал остановился возле меня и сказал:
– Никаких специальных работ или «экспериментов», – выделил он интонацией последнее слово, – как на Чернобыльской АЭС, в этот вечер здесь не велось и не предполагалось. Все работники станции, присутствовавшие здесь в момент взрыва, в один голос заявляют, что никаких аварий и даже мелких неисправностей в работе аппаратуры не наблюдалось.
По его голосу и хмурому лицу я понял, что эта информация его отнюдь не обрадовала. Ничтожная надежда, что причиной взрыва трансформаторной подстанции могла стать элементарная авария, какое-нибудь замыкание или нечто подобное, таяла на глазах.
– Терентьев! – неожиданно резко крикнул Углов, обернувшись к работающим возле воронки взрывотехникам. – Что-нибудь удалось установить?!