«Работа», – говорила она. И все разводили руками, мол, ничего не поделаешь. У Инессы тоже выбора не было. Не станешь же грудью к двери, не запретишь. Это раньше она могла перегибать палку, а теперь только доставляла неудобства, надоедала нытьём, а иногда попиналась в прошлое, доводя дочь до истерик. Вот тут-то Марина и делала финт ушами, произнося снова ключевую фразу: «Я на работу!»
Итак, поход должен был свершиться непременно на лыжах. Ведь зима располагала к этому. А снаряжение Марины хранилось в дачном домике, как и всё сезонное в связи с малой площадью квартиры: пустые банки, оставшиеся от заготовок для зимы, ящики деревянные, которые Дима раскручивал и делал из них полочки на балконе и шкафчики в сарае для всяких надобностей, старые вёдра с поломанными ручками, из которых летом мастерились украшения в виде мухоморов для грядок с тюльпанами. Ни дача, а склад. Вернее, свой, отдельный мир, ожидающий хозяев, время от времени приезжающих по своей нужде.
Теперь же отправились туда Марина с мужем на машине за этими злополучными лыжами. Дорогу замело, но двигаться было непременно нужно. «Очередной рекорд как же без лыж устанавливать?!» – подгоняла Марина. Муж не спорил и ехал, вопреки желанию своему. Позже он в душе себя ругал, что не противостоял просьбе жены. Но это было потом.
А сейчас они приехали на дачу, и ему пришлось откапывать подход к воротам. Дима сразу начал этим заниматься. И куда было ему со своей ногой после инсульта лезть на чердак? Марина без труда это сделала сама. Поспешала, суетилась, то с лестницей провозится, то споткнётся обо что-нибудь, давно валяющееся под ногами и только загромождающее пространство.
Злилась, что время теряет на ненужные мелочи, которые, как будто все разом, по чьей-то команде, тормозят достижение желаемого. Хотелось быстрее получить его, но как специально отжившие век вещи цеплялись за неё своими уголками, гвоздями, щепками, нитками.
А чердак звал. Именно там хранились её старенькие лыжи, бережно вставленные одна в другую, слегка перевязанные по кругу верёвкой и подвешенные под самый потолок.
Добравшись до них, Марина тянулась, тянулась и смогла ухватить только за нос одну из них, как она тут же выскользнула и покатилась вперёд, прямо на пыхтевшую от трудов хозяйку. Та не успела увернуться, и лыжа вскользь юрзанула в лицо, ударив прямо в зрачок. Да так сильно, резко, что темно стало везде, в обоих глазах.
– Ой, Дима, скорее, сюда, – закричала она от боли, но Дима возился с делами, чистил снег во дворе, ничего не слыша. «Долго её нет, что-то тут не так!» – подумал Дмитрий. Спустя ещё какое-то время, почуял неладное и двинулся в дом навстречу жене.
Внутри было холодно, мебель завалена вещами, а на кровати лежала Марина. Приблизившись к ней, он осторожно спросил:
– Ты? Что случилось? – увидел её лежащей без лыж, прикрывающей глаз шапкой, стянутой с головы. Дима опустился на колени, чтобы рассмотреть лучше, что случилось.
– Я, кажется, выбила себе глаз. Очень больно, – едва повернув голову в его сторону, сказала она.
– Чем это ты умудрилась? – недоумевал муж.
– Любимыми лыжами…
– Покажи.
Она убрала шапку от глаза, и Дима увидел пелену совершенно белую на зрачке, задрожал весь от волнения, но жене об этом не сказал:
– Глупенькая, что зря всполошилась. Глаз на месте, всё цело.
– Почему же я ничего не вижу?
– Это шок. Не волнуйся. Давай скорее в больницу, – командовал муж, уже совершенно забыв про лыжи, поход и зиму, а уж тем более про тёщу, – вот, приложи пока к глазу, – и подал жене ложку, совершенно холодную, найденную в ящике старого кухонного стола.
– Думаешь, что отёк будет или синяк?
– Это моя первая немедицинская помощь. Голова не болит?
– Болит.
– Это вызвано, скорее всего, стрессом от удара. Мариша, поспешим к врачам, – пытался Дмитрий говорить строго и уверенно, чтобы Марина ему поверила и не поддавалась панике.
Никто из них и не думал теперь ни о спорте, ни об удовольствии, а лишь о том, как быстрее добраться до больницы. Но это удалось сделать не сразу.
Снег валил, заметая дорогу, и Дима, выбегая поспешно из машины, насколько это было возможно в его состоянии, периодически прочищал путь, чтобы они смогли выбраться на трассу. А потом он привёз её в больницу и всё рассказал врачу в приёмном отделении. И о жизни, и о лыжах, и о тёще. Это спонтанно как-то случилось с ним, вылилось одним потоком сразу на постороннего человека, который то и дело спрашивал Дмитрия о чём-то другом, но он не слышал умных вопросов врача, а говорил о своём, с годами наболевшем, как психологу-терапевту, облегчающему душу пациента при каждом сеансе, доказывал, что Марина не виновата.
Операция, реабилитация, посещения…Она лежала в палате, где было время подумать обо всём, что с ней уже произошло.