– Она говорит, что у неё песня! – хихикнул низкорослый, очень вредный Славик Малютин.
– Песня? Ты песню подготовила? – удивилась Мария Николаевна.
– Да! – горло у Тани перехватило. Теперь она не была уверена в том, что сможет петь на глазах у всего класса.
– Ну ладно, – развела руками Мария Николаевна. – Иди к доске. Пой. Или ты просто слова принесла?
– Нет.. Я.. спою… – Таня совсем съежилась.
Алена Резникова перешептывалась с соседкой по парте Зойкой Толмачёвой, которая бегала за ней как собачка. Обе хихикали.
– Ну ладно, Васильева. Пой уже, как можешь. Не задерживай нас, скоро звонок.
Таня встала у доски. Откашлялась. Помолчала. И запела. Она отвернулась к окну и старалась не смотреть на класс. Сначала голос срывался, не слушался. Но с каждой новой строчкой всё более крепчал, становился выше, звонче. Она забыла обо всех и обо всём. В окно заглядывал кусочек совсем уже весеннего голубеющего неба, а Таня пела о звёздах, которые сверкали в тёмной бездне и звали к мечте обыкновенную девочку Валю.
Закончила она песню в полнейшей тишине. Было слышно, как звенит под потолком первая весенняя муха. Прошло несколько секунд. Наконец заговорила Мария Николаевна.
– Васильева, ты меня удивляешь. Я и не знала, что у тебя такой хороший голос. Как красиво ты поешь! Вот уж никогда бы не подумала. Почему ты никогда об этом не говорила? И какая замечательная песня! Что-то я никогда её не слышала. По радио передавали?
Таня взглянула на Резникову и Толмачёву, глядевших на неё во все глаза, перевела дыхание и сказала.
– Я сама сочинила.
– Как это сама? – Похоже, мир Марии Николаевны рушился. Таня Васильева, которая мыла полы в классе за всех болеющих и тихонько сидела за последней партой сочинила песню! И какую песню!
– Да врёт она! – сказала Толмачёва. – Сама сочинила, как же! Эту песню вчера по радио передавали.
Таня от возмущения не знала, что сказать.
– Это ты врёшь, Зойка! – вдруг сказал Гарик Оганесян. – Она сама песни сочиняет. Мамина подруга тётя Лиза говорила моей маме, что Танька сочиняет песни, и что она – талант.
Таня удивилась, потом поняла: тётя Лиза – это Елизавета Петровна, а мама Гарика – это полная женщина с усиками, тётя Маргарита, которая тогда приходила к ним домой слушать, как поёт Таня.
– Замечательная песня! – Мария Николаевна в волнении заходила по
классу, стуча каблуками. – Нужно обязательно отправить её в комитет советских женщин. Валентина Терешкова – председатель этого комитета, думаю, ей очень понравится песня, которую написала наша Таня.
Мария Николаевна приобняла за плечи девочку, которая вдруг из просто Тани – тихони с последней парты – стала нашей, совсем как в детском стишке.
– Итак, Таня, на сегодня ты освобождена от уроков. Сейчас мы пойдем с тобой к Петру Кузьмичу. Он подберёт нам музыку. И на празднике ты сама споёшь эту чудесную песню. Остальные все на математику! Резникова, Толмачёва, вы сегодня дежурные! Вымоете полы в классе! И не забудьте полить все цветы!
Растерянные девчонки уныло переглянулись. А Таня вспомнила, как однажды Елизавета Петровна, поругавшись с соседкой бабой Аней, ехидной старушкой с первого этажа, вечно сующей нос не в свои дела, сказала, подняв вверх палец: «Справедливость когда-нибудь восторжествует!»
Пётр Кузьмич – аккордеонист, аккомпанирующий на всех школьных праздниках, – быстро подобрал музыку к Таниной песне, похвалил её за хороший слух.
Таня репетировала два дня. Это были самые счастливые дни за всю её двенадцатилетнюю жизнь.
И вот этот день – день её триумфа – настанет завтра.
Таня очень волновалась. Но была уверенна – всё будет хорошо. Голос звучал как никогда чисто, подружка Маринка Скворцова, к которой она съездила вчера вечером, одолжила ей свою белоснежную кружевную блузку, а Екатерина Петровна, у которой был очень маленький размер обуви, чёрные лакированные туфельки на невысоком каблуке. Шел последний урок. Таня сидела как на иголках. Сейчас она сбегает за Катюшкой в сад, покормит её, уложит спать, и будет готовиться к празднику. Нужно помыть голову, погладить юбку и пионерский галстук. В Танюшином сердечке прочно поселилась радость, которая тоненько звенела и лопалась маленькими пузырьками как малиновая газировка. Несмотря на неодобрительные взгляды и насмешки Алёны Резниковой и Зойки Толмачёвой.
Катюшка как будто нарочно никак не хотела уходить из группы.
– Танечка, можно я ещё чуть-чуть поиграю?! Пожалуйста! Мы с Наташкой кукол кормим. Ну, пожалуйста, посиди в коридорчике! Ну, пять минут!
Таня посидела пять минут, потом ещё пять, потом ещё…
Если бы не это её получасовое сидение – в душноватом детсадовском коридоре, пахнущем тушёной капустой, на маленьком детском стульчике с нарисованными на спинке вишенками, – возможно, всё сложилось бы по-другому. Лучше для Тани, но хуже для того мальчика…