Актриса на главную роль

И пропали они в той квартире до следующего утра. Разговаривали, рассказывали друг другу истории из своих жизней, в перерывах занимались любовью, плавились в неге, шептались, что-то готовили, валялись у телика, забыв про него напрочь за разговорами, поцелуями, ласками. Где-то часам к десяти вечера, окончательно решив, что никуда они не поедут, позвонили, предупредили родню и…

Поутру Глаше пришлось что-то придумывать, перебирая те немногие свои вещи, что нашлись в квартире, о существовании которых она и забыть-то давно забыла. Ну нельзя же явиться в театр в том же платье, что и вчера. Во-первых, платье, как бы это сказать, несколько пострадало от слишком жарких объятий, а во-вторых, почему-то она испытывала сегодня потребность в раскрепощении как внутреннем, так и внешнем, в том числе и в не сковывающей движения одежде.

Наряд она подобрала быстро, благо почти не из чего было выбирать, что сильно облегчало задачу, а вот Разведову пришлось гладить рубашку и легкие летние брюки, в которых он был накануне.

Ничего – посмеялись над ситуацией, в перерывах между объятиями и короткими поцелуями, по возможности быстро собрались и поехали: Разведов, которого потеряли и требовали к себе дети, – домой в поселок, отказавшись от предложенной Глафирой машины, а она, понятное дело, – в театр.

До премьеры оставалось девять дней. Девять!

Подтвердив предположения Глафиры, Тихон Анатольевич изъявил желание лично присутствовать на репетиции. Народу в зале набралось больше вчерашнего, в ожидании очередной сенсации, раз уж вокруг постановки что ни день, то криминальное происшествие. К тому же, без сомнения, все в театре до уборщицы Жени и гардеробщицы тети Люси знали, что сегодня будет пробоваться на главную роль их костюмер Лена Земцова. Это ж не просто сенсация, это что-то из всех рядов вон! Золушка, блин, театрального разлива.

Но Глафира, почувствовав, что такое количество людей ей мешает – чуть ли не толпа собралась, заняв добрую половину партера, попросила всех покинуть зал. Кроме, разумеется, тех, кто по службе обязан там находиться, и трех человек, ветеранов сцены, почетных пенсионеров театра, которым она лично давала разрешение присутствовать на репетициях еще в самом начале работы над постановкой.

Ладно. С этим разобрались, урегулировали все организационные вопросы, расселись, сосредоточились, и Глафира дала команду начать прогон пьесы с первой сцены первого акта. Поехали.

Глафира смотрела на игру актеров на сцене, чувствуя, как внутри, где-то в груди, звенит от восторженного ликования. И перехватывает дыхание, и замирает от радости.

Елена Земцова оказалась не просто хорошей актрисой и не просто подходила на эту роль – она была великолепна! Идеальная героиня!

Именно такой игры ждала пьеса, словно написанная для этой актрисы. Именно такой типаж, такую фактурную, необыкновенную внешне, с мощным острохарактерным нутром, раскованную, смелую и ждала, искала Глафира.

И чем дольше Глаша смотрела, как входит в работу, во взаимодействие с другими актерами Земцова, лишь изредка вмешиваясь в процесс режиссерскими штрихами: усиливая акценты, немного направляя, тем очевидней ей становилось, насколько с появлением этой актрисы ярче, чище, мощнее зазвучала пьеса.

Она испытывала столь сильный творческий восторг, что от избытка чувств к глазам то и дело подкатывали слезы.

Да! Вот так надо было это играть, как делала сейчас Земцова, – именно так! И это было той самой игрой, которую Глаша и представляла в своей мысленной картине постановки.

Но артистам необязательно, а то и вредно знать о переживаниях и восторгах их режиссера, поэтому Глафира держалась строгой линии: похвалу не форсировала, наоборот, старалась дожимать, не давать актерам расслабляться, чтобы получилось идеально. Впрочем, особо-то форсировать и не приходилось – артисты и сами прекрасно чувствовали перемену в игре с приходом новой партнерши, вон как взбодрились!

Класс! Вот просто класс, и все!

– Тихон Анатольевич, – наклонилась поближе к Грановскому Глафира, – в каком театре в Москве служила Земцова?

Отчего-то худрук замялся на пару секунд, удивив этой заминкой Глашу, – может, запамятовал и вспоминал, бог знает, – но все же ответил:

– В Губернском.

Глаша мысленно прогнала в памяти все, что видела, запомнила и отметила из постановок этого театра.

– Странно, – удивилась она, – я не припомню ее в их спектаклях. Я бы не забыла такой яркой, мощной актрисы.

– Она недолго служила, – поспешно пояснил Грановский. – Где-то около года и была занята всего в одном спектакле на роли второго плана. Снималась в это же время в сериале. Но потом у Лены случилась трагедия. Впрочем, это не важно, – скомкал объяснение Тихон Анатольевич.

– А почему вы ее в штат не взяли? – продолжала расспрашивать Глафира. – Она очень хороша. Очень. Уж с Катей той же даже сравнивать невозможно, да и других актрис посильней будет. Фактурная, острохарактерная, драматическая. А внешность такая, что хоть куда ставь, везде сыграет. Даже странно, что она не востребована вами до сих пор.