– Но у вас нет другой героини, – резко напряглась Леночка.
– В том-то и дело, что есть одна интересная мысль, кандидатура… – задумчиво проговорила Глафира, погрузившись в свои размышления, на пару-тройку секунд позабыв о присутствии артистки. – Ладно, Лена, – рассеянно посмотрела она на Земцову. – Пока работаем, мне нравится ваша игра. Время есть, я еще подумаю. – И выдохнув, отгоняя мысли, улыбнулась девушке: – Давайте до завтра. Репетиция, как обычно, в одиннадцать.
Глафира не могла заснуть. Уже давно тепло, уютно посапывал рядом, обнимая ее во сне, обессиленный их страстными ласками и фантастическим оргазмом Трофим, и глубокая, бархатная ночь, подсеребренная серпом луны, накрыла поселок. Давно затихли самые неугомонные собаки в поселке, и воцарилась почти первозданная тишина, казалось, не потревоженная ничем.
А Глаше не давали уснуть мысли в голове, переживания. Она и поуговаривала себя, и посчитала самолетики вместо овец, и пыталась дышать в одном ритме с Разведовым – ничего не помогало! Оно и понятно – семь дней до премьеры.
Семь. И каких дней. Таких, в которые надо вместить и мобилизовать очень многое – волю, талант и силу духа. Словно подготовка к бою, решающему ход всей военной операции. Что-то ее образное мышление куда-то занесло совсем не в ту степь: какие-то воины-сражения, подивилась Глаша. Хотя… одно серьезное сражение ей еще предстоит.
Глубоко вдохнув, задержав дыхание и тягостно выдохнув, стараясь не разбудить Трофима, Глафира медленно и осторожно начала выбираться из кольца его рук.
– Тихо, тихо, тихо… – прошептала она, когда, пробормотав что-то невразумительное во сне, потревоженный ее движением Разведов перевернулся на другой бок.
Оберегая его сон, с той же медлительной осторожностью она выбралась из постели, накинула на себя пеньюарчик и выскользнула за дверь.
В такие вот бессонные ночи, когда неспокойная энергия мыслей перед каким-нибудь важным делом или принятием знакового решения не давала уснуть, Глафира пробиралась в кухню, не зажигая света, пила кипяток мелкими глоточками и замирала у окна, глядя в ночь, если была в своей московской квартире. Здесь же, дома, выходила на террасу или вовсе спускалась на участок, шла к скамейке у перголы и сидела, стараясь расслабиться и успокоить разум…
Закутавшись в большой, уютный плед, она устроилась с ногами в ротанговом кресле на террасе, смотрела в ночную темноту, слушала тишину и чувствовала, как постепенно отпускает напряжение и успокаиваются эмоции.
Вот так… – выдохнула она, расслабляясь. Вот так.
Чего попусту гонять туда-сюда одни и те же размышления и внутренние монологи – все уже понятно, обдумано сто пятьсот раз, осталось только сделать дело и двигаться дальше.
Двигаться дальше – вот что сейчас самое главное.
Тихонько скрипнула створка стеклянных дверей, выходивших на веранду, на террасе послышались приглушенные шаги. Глаша улыбнулась – ей не надо смотреть или спрашивать, кто там, – его она просто чувствовала, даже на расстоянии.
– Привет, чего не спишь? – хрипловатым со сна голосом спросил Трофим, ловко подхватил Глафиру на руки, сел в кресло и усадил-устроил ее на своих коленях, укутав поплотней в плед. – Я проснулся, а тебя нет. Вернее, проснулся оттого, что тебя нет. – И спросил с заметной тревогой: – Ты в порядке?
– Я в порядке, – улыбнулась Глаша его заботе и этому его «Проснулся оттого, что тебя нет». Она, наверное, тоже проснулась, если бы его не было рядом.
Как так получилось? И как теперь быть, когда они расстанутся? И как теперь спать?
– Переживаешь из-за премьеры?
– Переживаю, но не из-за нее. Вернее, из-за нее, но по другому поводу.
– Понятно, – хмыкнул Трофим, процитировав классическое: – «Переживаем, но за другое».
– Понимаешь, – высвободив руку из пледа, она обняла его за шею, – я не могу тебе сейчас ничего объяснить. Очень хотела бы проговорить все, высказаться и посоветоваться с тобой, но не могу. Если я начну сейчас облекать свои мысли в слова, то потеряю те тонкие внутренние настройки, которые называют интуицией и которые помогают прийти к самому важному пониманию, к искомой истине, к правильному решению.
– Понимаю, – ответил Трофим, любуясь ее лицом. – Очень хорошо понимаю. Довольно часто в пилотировании случаются такие моменты, когда ты чувствуешь гораздо лучше, точнее и яснее, что делать, вопреки логике, и уж тем более ты не можешь объяснить это словами. И попытки осмыслить эти ощущения могут реально навредить, а то и привести к катастрофе. Потому что скорости принятия решений настолько высоки, что часто действуешь на интуитивном уровне.
– Посмотрев видео с твоими выкрутасами в небе, нисколько в этом не сомневаюсь, – кивнула Глаша и, погладив его по голове, придвинулась и поцеловала в лоб. – Ты наикрутейший ас. Великолепный. А твоя бывшая жена утверждает, что ты очень хороший человек и просто замечательный мужчина.