Акциденция

Мама, трясущаяся, не способная застегнуть кофту на себе, пугает ужасно. Она рвется бежать к заводу, твердя, что пока доберется, все и закончится… а я-то на костылях, беспомощный, слабый, и не могу даже удержать ее, и все твержу только, что отбоя все ж дождаться необходимо…

Потом во дворе. Народу много, кто-то, как и мама пытается куда-то бежать, кто-то просто рыдает, глядя на небо, а две девушки с повязками на руках, видно патрульные, растопырив руки, стараются всех загнать в подвал третьего подъезда, где организовано бомбоубежище. К ним присоединяется дворник, дядя Ваня. Да и те немногие мужчины, что не на смене, быстро приходят в себя и принимаются подталкивать, уговаривать, а то и покрикивать на перепуганных женщин.

А мне остается только повторять матери, удерживая ее возле себя, что без нее я не дойду, не спущусь, не смогу управиться с костылями.

Когда раздаются первые взрывы, до бомбоубежища мы добраться не успеваем. Еще не в стороне нашего завода, а где-то на большем отдалении, похоже, что на «Красном Двигателе».

А в подвале тесно, он явно не приспособлен к такому количеству людей, быстро становится душно, дети и многие женщины плачут. Но когда взрывы начинают звучать ближе и почти беспрестанно, все затихают. Сначала старушка из углового подъезда, а потом и многие другие принимаются молиться. Их никто не одергивает… да и кого одергивать-то? Вон, и моя матушка, женщина хоть и не партийная, но идейно правильная… как я за нее всегда знал – учительница все-таки… забормотала «Отче наш». А у меня и язык не повернулся ее оговаривать.

Часа два спустя, после прозвучавшего отбоя, нас выпустили из подвала. И дворник тут же кинулся к сараям, среди которых стояла и конюшня, с приписанными к нашему кварталу лошадью и подводой. А вскоре, снарядив телегу и собрав мужчин, дядька Иван уехал на завод. Меня не взяли… как же это было тяжело, когда старый уже человек хлопает тебя по плечу и отказывает, потому что ты слабее него…

Мать и многие другие женщины кинулись следом, и я пытался пойти за ними, но не успел. К тому моменту, когда добрел до угла дома, только и увидел, что на проезжей части их подобрала полуторка и увезла в сторону чадящего пожарища.

Но я все равно шел, почти забыв о боли в ноге. Мимо проезжали другие подводы и грузовики, но на мои просьбы взять с собой, ответ был один: «– Иди домой солдат!» – никому такая обуза, каковой я выглядел на тот момент, была не ко времени.

Да, в общем-то, они оказались правы – я смог пройти лишь квартал, когда понял, что больше не способен передвигать ногами и повалился в жухлую траву, прямо возле тротуара. А потом сидел в ночи на опустевшей улице и рыдал в голос, кляня свои беспомощность и бесполезность.

Утром я узнал от соседей, что литейку, которую возглавлял отец, разбомбили полностью, а ведь он, когда началась война и многих мужчин даже с горячего производства демобилизовали, сам опять стал вставать к домне.... говорили, что от прямого попадания взорвались печи, а крыша рухнула внутрь цеха…

Родители вернулись домой к вечеру. И вот, когда они появились на пороге нашей квартиры, все в саже, усталые настолько, что мать еле шла, и отцу, несмотря на перебинтованные руки, приходилось ее поддерживать, вот тогда на меня и снизошло то чувство ничем незамутненного счастья, подобное тому, что сейчас светилось на лице сержанта Петровой.

Нет, в бога я верить не начал… но вот в чудо, или лучше сказать – счастливый случай, наверное, да… а иначе как? На момент начала налета отец оказался не в производственных помещениях, а в здании парткома, которое, как и головная контора, располагалось на хорошем отдалении от остальных промышленных построек.

Да, потом были еще два таких же адовых дня – ожидание в неизвестности, муки из-за собственной никчемности и попытки удержать мать дома, которую отец велел мне ни под каким предлогом на завод не пускать. Впрочем, ночи тоже были тяжелыми – напряженное ожидание тревоги, спешная дорога на пределе сил, как только она отзвучала, и несколько часов в окружении плачущих женщин и детей, под нескончаемый грохот взрывов.

После первой ночи, проведенной в подвале, все живущие в окрестных домах старались уйти в болотистые пустоши, что раскинулись сразу за последними кварталами нашего соцгорода, отстроенного вместе с заводом совсем недавно на отвоеванных у этих же пустошей землях. В бомбоубежищах оставаться боялись, потому что уже поутру первого дня стало ясно, что последней волной немцы прошлись по жилым кварталам, в результате чего на улице Комсомольской и проспекте Октября были разрушены полностью несколько домов, а соседние пострадали сильно. Но самое страшное, что засыпало несколько щелей, в которых укрывались люди.

И произошло это всего в двух кварталов от нашего…