Акциденция

Знаю так же, что замуж Марфа выскочила рано, чуть не в пятнадцать лет. Родила почти сразу. А муж у нее, как оказалось, к выпивке склонность имел немалую, да и свалился с пьяных глаз, то ли с крыши, то ли с дерева, напоровшись при этом, еще и на вилы… убился насмерть. Родня его Марфушу гнобить стала, вроде как он через нее пить-то запоем начал, гонять ее принялись. Вот, когда в очередной раз свекор избил невестку сильно, старший брат нашей Марфуши и подсуетился, отправил ее с малолетней дочерью к деду Макару, который им родней приходился.

Уж не знаю, надолго ли это благое укрывательство планировалось, но дед тогда же сильно занедужил, да и бабушка уже была крепка больше характером, чем здоровьем. Молодые, то есть наши с Пашкой родители, все работали. Да еще и мы, дети, под ногами вертелись. Впрочем, сестрица моя Светлана, на тот момент девица десяти лет, думаю, проблем особых не создавала, но вот про нас с братом рассказывали, что шебутные мы в том возрасте были неимоверно. А было нам тогда… пять и семь, соответственно.

В общем, со всей своей деревенской обстоятельностью взвалила тогда Марфуша на себя все хозяйство, да так и прижилась как-то насовсем. Дочка ее, Катюшка, что была меня двумя годами младше, тоже быстро вошла в семью и вскоре даже бабушкой стала восприниматься малышку наравне с нами, родными внуками.

Помню, за нами, мальчишками, моталась везде она хвостиком, и нас это раздражала ужасно… потом ничего, выросла, в симпатичную такую девушку превратилась, так что, уже мы с Пашкой от нее кавалеров отваживать принялись. Летом, конечно. А так-то, Катюшка тоже училась, сначала в школе первой ученицей была, а потом и в Ниженный в институт поступила. По примеру наших отцов, которых она за родных дядек считала, инженером стать хотела, на верфь слободскую собиралась работать идти. Но — не судьба, по распределению в Астрахань попала, там и замуж вышла… да и сейчас, насколько знаю, там живет.

А вот мать ее, все здесь, в старом доме Линчевых обитает, и без нее для всех нас, дом этот — уже не дом.

— Коля, это ты?! — раздалось откуда-то из глубины помещений, стоило мне ступить в прихожую и прикрыть за собой дверь.

— Да, Марфуш, я! — пришлось отозваться, поскольку знаю, что как всегда, она вся в делах и отрывать ее от них мне не хотелось. А то, что наша Марфа взволновалась бы не на шутку и, бросив все, кинулась бы смотреть, кто такой явился в дом, у меня сомнений не было.

Я вытер подошвы сапог тщательно, благо тряпка была сырая и пыль облаком от нее не поднималась, а потом по свежевымытому полу пошел дальше — туда, откуда, по всей видимости, меня и окликали — в кухню.

Внутри, как и все остальные дома, претендующие когда-то на звание «приличных», наш тоже имел переднюю, давно зовущуюся по простому — прихожей, и в меру широкий коридор с несколькими окнами, выходящими во двор. Только в отличие от особняка Дёминых, уж более двадцати лет, как занятого под казенное учреждение, в нашем, жилом и любимом своими обитателями, все выглядело ухоженным и прибранным. А потому окна были чисты, на них висели шторы, и полы, хоть и не паркетные, а деревянные, но выглядели недавно покрашенными. Хотя… как недавно, да до войны еще, наверное, последний раз им такой уход оказывался… вон, если присмотреться, и потертости прямо по проходу видны… но вот выдраены они были на совесть, а потому и блестели как новенькие.

Так что, что не говори, а жилой дом чувствуется сразу — уютно, чисто и… пахнет выпечкой.

Выпечкой?!

Я поскорее проследовал в кухню, а живот мой, напомнив, что не ел я давно, неверующе буркнул, поскольку даже воспоминания о таком по нашим временам были подобны пустым мечтаниям.

В кухне меня встретила такая жарища, будто я с разбегу заскочил в только что протопленную баню, но вот душный горячий воздух действительно полнился знакомыми с детства ароматами сдобы, пареных ягод и немножко дымком. Действительно пекли! Жить как-то сразу стало непередаваемо хорошо и радостно… и даже моя натруженная нога, вроде болеть в раз перестала.

Марфуша в фартуке, одетом лишь на ситцевую рубаху и такую же легкую цветастую юбку, мыла что-то громоздкое в раковине. Не иначе — противень. А за столом сидел Мишка, держа в руке пирожок и пережевывая другой, который он видно так целиком в рот и засунул, потому, как щеки его были по мышиному раздуты и ходили ходуном.

Но стоило мне переступить порог, как парнишка сорвался с места и кинулся ко мне, в размахе занося ладонь для пожатия:

— Ш приешдом, тять, — выдал он, а я едва успел поймать его руку на излете.

Мужичок такой маленький… э-эх! Но на большее меня не хватило — уж больно он на отца своего был похож! Те же вихры темных кудрей, тот же подбородок, который именно в этом возрасте у мужчин нашей семьи начинал наливаться крепостью, отчего знаменитая ямочка «проваливалась» сильней и выявлялась четче. Да и овал лица с угловатыми скулами был Пашкин, может чуть резче, чем у него, чуть худее, все ж брат мой всегда пожрать был не дурак, а в те времена с этим еще полегче как-то было…