Актуальный архив. Теория и практика политических игр.

Возникшая как антитеза идеям «классовой морали», «классовых интересов», новая идея немедленно превратилась в идеологему, отвечающую всем стандартам советского бюрократического сознания, а именно:

— псевдоэлитности;

— размытости (или, как говорил когда-то Л. Толстой о русском сознании, «неопределенности»);

— эклектичности;

— директивности;

— уплощенности и одномерности;

— отрыву от реальности;

— и т. д. и т. п.

В итоге оценка «общечеловеческих интересов» (впрочем, как и так называемых «классовых») вновь оказалась в руках ничтожного меньшинства, превратилась в «окончательное суждение», в норму, обязательную для всех и как бы выражающую интересы всех, в принцип следования тем требованиям, которые от имени общества ставит его руководящая верхушка. Общество, в котором этот вельможный принцип стал новым культурным стереотипом, все больше теряло понятия добра и зла вместо того, чтобы их приобрести.

Экспликация общечеловеческих ценностей в рамках советского бюрократического сознания создала фантом, по своим свойствам тождественный экспликации в этом же типе сознания понятий о «классовой морали» и «коммунизме».

Само по себе вышеописанное не снимает вопроса об общечеловеческих ценностях как таковых. Мы просто обращаем внимание на то, что не следует путать изначальные формы идей с их бюрократическими трансформами — ни тогда, когда речь идет о коммунизме и классовых интересах, ни тогда, когда речь идет об общечеловеческих ценностях.

Главная наша цель — рассмотреть вопрос об общечеловеческих ценностях, предъявленных в рамках перестроечного проекта, вне его советско-бюрократических искажений (за них мы уже заплатили и еще заплатим особо). Говоря ранее о ценностях для постперестройки, мы не считали себя вправе ограничиваться критикой паллиативов. Мы и сегодня считаем тупиковым тот путь, которым пошли основные творцы данного проекта, совершив, с нашей точки зрения, целый ряд гносеологических ошибок. В том числе абсолютизировав понятие прогресс и положив в основу своей концепции пресловутый метафизический оптимизм — представление о том, что так называемая антропологическая катастрофа порождена не сущностью человека, но порчей этой сущности. Этот инфантильный гуманизм, по нашему мнению, чреват опасностью не только для СССР, но и для всего мирового сообщества. Он не имеет права на интеллектуальную гегемонию сейчас, в свете того, что происходит в центре Европы, и мы считаем своей задачей подвести черту под этой «утопией устроительства».

Дьявол и Господь Бог.

Идея общечеловеческих ценностей исходит из отрицания трансцендентной борьбы за Душу человека как высшую ценность.

Предполагая, что общечеловеческие ценности открываются нам в историческом процессе, встраиваясь при этом в культуру, авторы Общечеловеческого Ценностного Проекта оказываются на перепутье между сциентистской методологией, философским рационализмом и интуитивистской аксиоматикой.

В итоге мы вновь приходим к идее духовных источников, постигаемых интуитивно и не всегда выразимых рационально.

Стоило ли делать изначальную заявку на новый Проект для того, чтобы выйти на кантовские императивы и «нравственный закон внутри нас»? Ведь известно, что суть подобного императива передается лишь с помощью так называемой «непрямой коммуникации», что он не дает выхода в реальность, постулируя лишь наличие у каждого человека изначальной способности совершать личные поступки, основанные на свободе выбора.

И как уже не раз в истории, мы задаемся вопросом об объеме, глубине и подлинном содержании понятия «общечеловеческие ценности», о том, «що це таке и с чем его йисты?» Вопрос, казалось бы, должен быть задан самим себе творцами Проекта, но они почему-то не торопятся отвечать.

Предлагая нам тотальный рационализм и требуя от нас «целерационального действия», они, коль скоро к ним пытаются применить те же мерки, вдруг становятся интуитивистами чистой воды.

Отказываясь от прямого ответа на вопрос о том, что есть «общечеловеческие ценности», они ссылаются на их неизречимость, на то, что попытка что-либо здесь объяснить поневоле окажется лишь экспликацией этих ценностей в рамках той конкретной культуры, в которую погружен их творец, и на поверку они будут всего лишь исповеданием его веры, значимой лишь для тех, кто это исповедание разделяет. В конечном счете, подобная трактовка неизбежно приведет к отказу от столь высоко ценимой ими позиции исследователя, свободно парящего в астральной сциенте и наблюдающего культурные миры со своего «высока», и переходу на позиции (всего лишь навсего!) Проповедника…

Какого же Бога? Того, с чьей помощью общечеловеческие ценности единственный раз в истории были явлены во плоти?

Но принятие этого утверждения всеми без исключения людьми, в том числе и теми, кто трактует данный закон по-другому и от лица иной трансценденции, не может происходить иначе, чем путем насилия (явного или скрытого) «Ad maiorem Dei gloriam».