Акула пера в мире Файролла-11 Снисхождение. Том 2

Речь несомненно шла о двух молодых людях с кожаными папочками под мышками, отиравшихся близ главного входа в здание. Тут всегда был редкостный ветродуй, плюс нынче было просто морозно, потому они в своих дорогих и стильных, но коротеньких пальто и с непокрытыми головами чувствовали себя крайне неуютно. Хотя это я мягко выразился — они попросту задубели. В каком-то смысле я им даже посочувствовал — мне очень хорошо помнилась одна недавняя ночь, когда я сам промерз до костей. С другой стороны — это не Канны, это Москва, и одеваться в наших широтах надо соответственно. Пуховик, шапка, исподнее — иначе никак, иначе вас навестят дружные братья — цистит и простатит.

Я, если честно, иногда и сам офигеваю от безрассудности иных представителей молодежи, особенно тех, кто женского пола. Нет-нет, все тот же цистит — дело добровольное, и тут каждый для себя сам выбирает — здоровье или мода. Но все-таки — когда на улице минус тридцать, то рассекать по ней без шапки, в короткой куртке, под которой то и дело мелькает запирсингованное загорелое пузико, и в джинсиках, настолько туго натянутых на заду, что присутствие там чего-то, кроме стрингов, исключено — это верх неблагоразумия. Прогулка по зимней Москве в таком виде обычно длится час-полтора, лечение же потом от кучи женских хворей и бесплодия — десятилетия. Я всегда говорил, что женщины — они во многих вопросах куда разумнее мужчин, но иногда эта моя убежденность немного пробуксовывает, особенно после того, как увидишь вот такую красотку.

— Ватутин, кто это? — Вика, подвинув меня плечом, окинула взглядом ежащихся молодых людей — А?

— Они из аппарата Зимина — пояснил телохранитель — Тот, что слева, повыше — он из его канцелярии, тот, что справа — из департамента кадров.

— Кадры же под Ядвигой? — удивился я — При чем тут Зимин?

— Не то важно, под кем тот или иной департамент — Ватутин иронично посмотрел на меня — То важно, с чьей руки ест тот или иной работник. Этот кормится близ Зимина, хотя формально он сотрудник Ядвиги Владековны. Впрочем, там у них никогда точно не скажешь, кто кому служит и кто кому прислуживает.

— А вот вы все про всех знаете, да? — Вика чуть потеснила меня, перегнувшись через переднее сидение.

— Вы даже не представляете насколько все и насколько про всех — без улыбки сказал ей Ватутин, уставившись ей в глаза.

В зеркало заднего вида я увидел, как Вика немного изменилась в лице и непроизвольно закусила губу.

— Не думаю, что эти двое представляют для нас опасность — решил я сменить тему разговора — Они не похожи на наемных стрелков, которые пожаловали по мою душу.

— Если все стрелки будут похожи на стрелков, то жить будет неинтересно — вступил в разговор водитель.

— Мощно задвинул! — восхитился я — Убедительно. Но я, если что, готов еще лет пятьдесят жить скучно.

Наверное, какой-нибудь доморощенный критик сказал бы что-то вроде: 'Блин, да он слепой и тупой, надо Ватутина брать за горло и узнавать, отчего Вика так переполошилась'.

Иди-ка вы в задницу, достопочтенный критик. Вот прямо туда, никуда не сворачивая и навсегда. Есть правда, которую надо знать сразу и правда, которую следует узнавать в нужное время. Вот эта — из второго раздела. Вика для меня сейчас как якорь, за который я держусь, чтобы окончательно не свихнуться от того, что вокруг меня происходит. Да, я знаю, что она жадновата, эгоистична, высокомерна — это все так. Но она — живая и настоящая, от нее идет тепло человека, обычного человека. Без него в том здании, где я сейчас обитаю, мне будет совсем уж плохо. А еще она не дает мне углубиться в мысли, которые время от времени меня одолевают, она не дает мне все разложить по полочкам своей бесконечной трескотней, пожеланиями и требованиями. И за это ей отдельное спасибо.

Я не хочу знать все. Есть вещи, которые лучше не знать, и это не позиция страуса, засунувшего голову в песок. Просто на свете встречаются пределы, за которые лучше не заглядывать, поскольку за ними живет безумие. Я знавал пару своих коллег, которые слишком глубоко залезли в тайны... Как бы это так сказать... Вещей, лежащих по ту сторону науки. Это были сильные журналисты, я бы сказал — матерые, и дело свое они знали. Как оказалось — даже слишком хорошо знали. Одного потом опознали по обрывкам одежды и экспертизе обугленных костей, которые собрали в пепелище ритуального сатанистского костра. Второго вовсе не нашли. Он вышел из дверей квартиры на втором этаже, направляясь на работу, а из подъезда не вышел. Что, как, куда он пропал, преодолевая расстояние в один лестничный пролет стандартной 'хрущевки' — никто так и не узнал.