Мы свернули в лес у перекрестка: тут была асфальтированная площадка специально для стоянки большегрузов или отдыха автопутешественников. Весь подлесок вокруг был полон следов человеческой жизнедеятельности, кусков газет, использованных не по назначению и резиновых изделий № 2, использованных как раз по назначению. Секса в СССР не было, как же…
А водичка и вправду оказалась отличной – ледяной, с едва ощутимым минеральным привкусом, отлично утоляющей жажду. Очень перспективно, кстати… Хотел ведь поднять вопрос о создании районной здравницы! Ну, нельзя объять необъятное, едва ли пятьдесят дней прошло, как я очутился в этом дивном старом мире…
Здесь есть что любить и есть что ненавидеть, тут живут люди ужасные и люди прекрасные – как в любом из миров, наверное…
Меня перехватили буквально на крыльце редакции. Два холеных молодых человека в импортных костюмах – скорее всего, из комсомольских. Молодая гвардия, чтоб их.
– Товарищ Белозор, здравствуйте. Вас в райкоме очень ждут, – сказал один из них. – Не рекомендовал бы отказываться.
– А с чего бы мне отказываться? Партия наш рулевой, и всё такое… – я сделал успокаивающий жест Анатольичу, который уже начал засучивать рукава. – Пешком пойдем, или вас подвести – я и машину еще не отпускал? А впрочем, подождите пару минут здесь, я материалы в редакции оставлю, зачем мне с портфелем за вами таскаться, верно?
Не дожидаясь ответа, я раздвинул этих красавчиков и скрылся за дверями. В своем кабинете оставил папку с бумагами из Ровенской, фотоаппарат, мини-кассету с записями застольной беседы, заглянул в кабинет к Арине Петровне, которая уже собиралась домой:
– Меня в райком вызывают под конец рабочего дня… Не поминайте лихом!
Она что, перекрестила меня в дорожку? Ну, надо же!
Холеные комсомольцы отвезли меня на кремовой «Волге» прямо к дверям цитадели партии, провели по мраморной лестнице и оставили у дверей приемной первого секретаря. «Федор Ипполитович Сазанец» – вот что значилось на золоченой табличке двери, обитой красным дерматином. Или чем сейчас двери обивают? Секретарша – ну чисто Ахеджакова из «служебного романа», такая же носатая и суетливая, увидев меня, сделала круглые глаза и даже рот открыла.
– Одну секундочку… – она с грохотом попыталась вылезти из-за стола, опрокинула вазу с цветами, поставила ее на место, и, невзирая на капающую на пол воду, побежала в кабинет к биг-боссу, – Федор Ипполитович, там Кравец и Котляр Белозора привели!
– Да-а-а? – это было похоже на рык дракона. Сердце застучало, что и говорить, но виду я не подал, наоборот – на губах у меня играла нервная улыбочка. – Ну так заводите, и все, слышите – все покиньте помещение. И вы, Лиля Ивановна, тоже из приемной уйдите и никого не пускайте!
Вот как он серьезно готовится! Тем лучше.
– Пр-р-роходите!
Я сунул руки в карманы и шагнул вперед. Дверь за моей спиной захлопнулась, потом – еще одна, которая вела в приемную. Сазанец восседал за огромным письменным столом – массивным, темным – на красном кожаном кресле, как настоящий темный властелин. Вся его грузная, большая фигура излучала власть, агрессию и крайнюю степень недовольства.
Что ж, я… То есть Гера, конечно, Гера – тоже парень не маленький, габаритами впечатлить в этом случае не удастся.
– Присаживайтесь, – партиец ткнул пальцем на стулья у еще одного стола, который по отношению к письменному располагался перпендикулярно.
Наверное, тут заседали его соратники и подчиненные. А теперь вот Гера Белозор засел, у самого краешка.
– А что это вы так далеко располагаетесь? Али боитесь меня, товарищ Белозор? – грозно нахмурился Сазанец.
– Боюсь я не оправдать высокое звание советского журналиста, Федор Ипполитович. И навредить родной Дубровице и всей нашей Советской стране. А вас мне зачем бояться? Вы – первый секретарь райкома коммунистической партии. А партия – наш рулевой.
– Ишь, как запел! – он стукнул кулаком по столу. Наверное, думал, что грозно получилось, – А статейки твои – они разве Дубровице не вредят? Критиканство и вредительство, вот что это такое! Почитай твои писульки – у нас какая-то криминальная столица Полесья получается! И браконьерят у нас, и дерутся, и могилы оскверняют – просто ужас какой-то, а не советский райцентр!
– А вы предлагаете проблему замалчивать? Ждать, пока сама рассосется? Как думаете, если бы дорогой наш Владимир Ильич ждал, что всё само рассосется – что бы у нас сейчас было: буржуазная республика или конституционная монархия?
– А ну, цыц, сопляк! – Он, похоже, реально думал, что я стану перед ним бегать на цыпочках. – Поговори у меня! До конца жизни будешь в колхозе для свиней стенгазеты писать!
Я усмехнулся:
– А с каких пор наш советский колхоз и почетный труд животновода – это то, чем можно угрожать?
Он вскочил с места, явно в бешенстве:
– Ма-а-а-алчать! Наглец! Ты понимаешь, с кем говоришь? Ты знаешь, что я с тобой…