Акула пера в СССР

— Для дела. Вот смотри: ребята у нас в Дубровице свирепые, храбрые, бойцы что надо! А зал бокса — один! Еще секция по борьбе есть — и на этом всё. Нечем, получается, пацанам заняться! Нужен дворец боевых видов спорта, а? Самбо, борьба, рукопашный бой, тот же бокс — мало ли что? Чтобы не только школьники, а все желающие могли приходить по вечерам, заниматься, повышать свой уровень! Мы ж всех порвем, областные соревнования точно возьмем, а там — республика, Союз! — я вещал ему про Нью-Васюки вдохновенно, с огнем в глазах, потому что сам верил в то, что говорил.

Глаза Тимоха, кажется, тоже загорелись:

— У нас такие талантливые малолетки есть на Розе, и на Песках, и на Болоте… Чемпионы просто, смекаешь?! Но я им просто этого не говорю, чтоб не выеживались! Знаешь, мне очень нравится ход твоих мыслей. Я бы сам к толковому тренеру походил, позанимался. Вон ты как нас укатал… — и потер переносицу. — А всё — пьянство и отсутствие практики!

— Да вы меня тоже неслабо отделали! Не были бы пьяные — лежать бы мне на тротуарчике. Пьянству — бой, пьянству — гёрл!

— Хо-хо!

В это время объявили отбытие дизеля и прибытие пассажирского. Московский поезд пах не колбасой, а так, как и положено поезду: раскаленным металлом, дымом и сортирами. Федос — толстенький, потный, с кучей сумок, выкатился колобком из вагона СВ и, пыхтя, поскакал прямо через пути к стоянке, где дежурили таксисты.

Те мигом его обступили. Явно — тоже имели свой интерес. Милиционер на крыльце вокзала взирал на эту суету без всякого интереса, сбив фуражку с макушки на лоб, пожевывая травинку и щурясь на солнце. Мы не спеша, ожидая, пока таксисты отстанут от челнока (или как это сейчас называется?), двигались по дорожке к стоянке.

Колбасой всё-таки запахло. Сервелатом, докторской и чем-то еще, малознакомым. Звякнули бутылки дорогого алкоголя, зашуршали обертки…

— Салют, Сапун! Держи, — Федос сунул ему какой-то небольшой сверток, взял деньги и отвернулся.

Пришлось покашлять, чтобы привлечь его внимание.

— А ты что за… А-а-а, Белозор? Намаялся я с твоим заказом. Восемьсот рублей с тебя за всё.

-..ять, — сказал я и полез за деньгами. — Эксплуататор!

Челнок только широко улыбнулся, демонстрируя золотую фиксу. С Федосом спорить было бессмысленно. Не отдаст товар — и всё. Потом найдет, кому загнать барахло, за ним не заржавеет. Так что накопленные матерью Белозора деньги улетали в трубу. Заначку Геры я пока не нашел. Но, зная Викторовича, он ее точно спрятал в книгах. Придется перетряхнуть этажерку — и все полки… А эти деньги лежали в простом бумажном конверте в верхнем ящике стола, запертом на мебельный ключ. Девятьсот двадцать рублей, два царских червонца и серебряная цепочка — все сбережения. Сберкнижку Федоровна не заводила, поскольку государству доверяла не очень — старая школа!

Пересчитав десятирублевки, челнок сунул мне в руки одну из сумок — тяжеленную — и хлопнул по плечу самого толстого таксиста:

— Поехали, Гриша, в «Волну», — это ресторан такой, на берегу Днепра, самый шикарный в городе.

«Волга» с шашечками увезла челнока кутить, а мы с Тимохом двинули в сторону «Белого аиста» — то ли кулинарии, то ли закусочной на другой стороне привокзальной площади.

* * *

Над потолком вяло вертелся вентилятор с тремя лопастями, на которые пытались усесться крупные зеленые мухи. Одной это удалось, и она довольно потирала лапками, поглядывая на своих менее удачливых товарок фасеточными глазками и наворачивая круги — один за другим.

Столики тут были высокими, рассчитанными на распитие пива и употребление местных деликатесов исключительно стоя. На каждом столике имелся пластмассовый стакан с салфетками, частью уже скомканными и запихнутыми обратно, и керамическая солонка с крошками от яиц, каплями томатного сока и крупной солью. Рядышком располагались пепельницы: курить тут было можно.

В углу какой-то крупнотелый дед пытался отломать голову таранке, состроив зверскую рожу и выпуская огромные клубы дыма из самокрутки. Недалеко от входа компания работяг цедила пиво из стеклянных бокалов и жевала котлеты в тесте, одновременно ковыряясь в жареной мойве.

Сапун решительно двинул к прилавку:

— Два «Дубровицких» и таранку, вон ту, со спинкой пожирнее. Гера, будешь таранку?

— Не-е-е, я есть хочу. Два беляша и… что это у вас? Жареный горох? О-о-о-о, дайте.

Про жареный горох мне еще батя рассказывал. Не Герин — мой. Вместе с пол-литром пива бонусом шла камса — мелкая, соленая, из бочки. Были те, кто предпочитал другую закусь, но камса была халявной, а потому мало кто отказывался. Сапун взял себе горсть рыбешек, прямо на бумаге, несмотря на то, что имел виды на таранку. А я не стал — будут потом пальцы рыбой вонять до второго пришествия!