Акула пера в СССР

Лестница внушала: мраморная, белая, с высокими ступенями и огромной головой Ильича на площадке, и надписью золотыми буквами «Пролетарии всех стран — соединяйтесь». Ни одного пролетария в этих стенах я пока, честно говоря, не увидел. Всё больше в меру упитанные дядечки в самом расцвете сил, в плохо сидящих пиджаках и с солидными лысинами. Попадались, конечно, еще молодые и верткие — в импортных элегантных костюмах и сверкающих туфлях. Но, кажется, эти были еще хуже…

Зал заседаний — монументальное помещение, всё в темных деревянных панелях и бордовых драпировках, с красными креслами и возвышением для президиума. Конечно, портрет Брежнева. А вот Машерова — не было. Зато маркс-энгельс-ленин присутствовали, в профиль.

Для прессы места были зарезервированы недалеко от кафедры для выступающих, у окна в третьем ряду. Там мы с шефом и устроились, несмотря на то, что он тоже вроде как входил в райком.

Почти все кресла были заняты, ожидали только первосвященников Синедриона… То есть членов бюро Дубровицкого райкома, конечно. Во главе с Сазанцом они появились из малоприметной дверки за драпировкой, расселись — и процесс пошел.

Я всё это видел — и неоднократно! Вот откуда росли ноги у наших нудных заседаний исполкома и райсовета! Вот где они учились! И им было далеко до своих наставников… В наше время хотя бы презентации на экране показывали, а тут — только с листка, только хардкор! И о чем? Казалось бы, какое отношение партия имеет к посевной, охране правопорядка, летним лагерям, ремонту дорог и новым автомобилям «скорой помощи»? Оказывается, самое непосредственное! Партийный контроль на производстве никто не отменял, и вообще — партия наш рулевой! Им до всего было дело, во все они вникали и всех обсуждали. Время от времени звучали знакомые фамилии: того же Исакова склоняли на все лады за небывало высокое число беспартийных работников в УТТ. Волкову тоже доставалось — за волюнтаризм и за то, что он излишнее внимание уделяет материальному стимулированию работников в ущерб росту сознательности и идеологической составляющей. Подумать только — вместо новой Ленинской комнаты обустроил буфет для фанерного производства!

Это всё я слушал и мотал на ус. Как писать подобную дичь, я представлял: если провести параллели с чиновными посиделками в одной маленькой независимой синеокой республике, то «товарищ Сазанец выразил глубокую обеспокоенность некоторыми недочетами в партийной работе первичной организации УТТ и призвал активнее вовлекать инженерно-технические кадры в коммунистическую агитацию среди рядовых тружеников транспортной отрасли». То есть как в том анекдоте про кошку — добровольно и с песнями. Уверен, в хозяйстве Исакова скоро начнется настоящий бум по подаче заявлений на вступление в авангард мирового пролетариата.

А вот когда принялись обсуждать, почему снизились удои молока в хозяйствах района, меня стало подрубливать. Ну не в теме я был! Лидеры первичек выходили к кафедре один за другим и что-то бубнили. Сазанец их стращал, названия колхозов и совхозов сменяли друг друга… «Оборона страны», «Заветы Ильича», «Новый путь», «Советская Белоруссия», «Пабедзицель» (который по всем правилам беларускай мовы должен был быть «Пераможцай», а с точки зрения русской грамматики — «Победителем») и многие другие.

В общем, шеф уже тыкал перьевой ручкой меня в бок и шипел:

— Гера! Что случилось?!!

— Все нормально, я слушаю… — чуть не гаркнул я, хлопая ресницами, но вовремя осекся и понизил голос.

С этим нужно было что-то делать, переутомление накапливалось и сказывалось в моменты, когда воля и разум теряли контроль над телом.

— Сядьте ровно! — продолжал шипеть шеф.

Я сел по стойке смирно, вцепился в блокнот и карандаш и следующие полчаса мужественно пялился на президиум, преданно пожирая глазами физиономию секретаря районного партийного комитета. И в тот момент, когда Сазанец сказал: «Заседание окончено, члены бюро райкома останьтесь, остальные свободны!» — я понял!

Понял, на кого он был похож! А точнее — кто был похож на него как две капли воды, только лет на двадцать моложе и без лысины! Брови, фигура, панибратско-хамоватая манера держать себя с подчиненными, вальяжные жесты… Холодный пот выступил у меня на лице, и сердце, кажется, пропустило удар. Гера, Герочка, Герань… Куда же ты, мать твою, влезаешь?

* * *

Я думал, Сергей Игоревич меня вздрючит. Но за дверями зала заседаний он только хмыкнул, глядя на мою бледную рожу, и сказал:

— Езжайте с Юрой в редакцию, у меня тут еще дела.

Спустившись по лестнице и чуть не зацепившись плечом за нос вождя мирового пролетариата, я вышел за дверь и принялся взглядом искать машину. Анатольич дремал в теньке, накрыв лицо свежим номером «Маяка», на обложке которого как раз светились счастьем молодые новаторы — Сергей Капинский и Александр Лапицкий. Инженер-технолог и кочегар, выдвинувшие рацпредложение по улучшению котлоагрегатов котельных.

— А? Гера? Едем? А шеф?

— Остался, там дела какие-то… — я уселся на переднее сиденье.

— И как всё прошло? — с интересом спросил неунывающий водитель.