Акула пера в СССР

Я снова порадовался, что попал в семидесятые, а не в двадцатые, тридцатые или, не дай бог, в Средневековье. Вот так чирканешь в летописи что-то не то про графского бастарда — и всё, каземат-крысы-дыба. Поминай, как звали! А тут даже мутные заходы товарища Ершова из здания на Малиновского выглядели странно.

Опыт общения с бойцами невидимого фронта у меня был и до него — пусть и в двадцать первом веке. В Беларуси ведь и три буквы аббревиатуры пресловутой «конторы» не изменились — у нас чтили советские традиции. И совсем не производили эти джентльмены впечатление людей, которым улыбается вести беседы о матримониальных планах какого-то доморощенного писаки. Вот про оппозицию, всякие козни забугорных воротил или мутные некоммерческие организации — это да, это они с удовольствием. Но кто на ком жениться собирается — как-то мелко. Так шеф сказал? Может, это мои домыслы, но, кажется, Ершова кто-то попросил побеседовать со мной по личной инициативе. И, скорее всего, инициатива эта имеет корни в советском Заполярье… Была у меня такая вот догадка.

— Эй, Викторович! Заснул, что ли? Чебуреки стынут! — неунывающий шофер держал истекающий жирным соком, завернутый в бумагу чебурек одной рукой, бутылочку с «Ситро» второй, а рулил — третьей.

Рулил он локтем, на самом деле. Дорога была отличная, леса и перелески за окном сменялись обширными полями, уже покрытыми всходами ячменя, пшеницы и кукурузы. Я диву давался — какого хрена нужно было покупать зерно в Канаде? Даже наша Беларусь в мое время вполне обеспечивала себе продовольственную безопасность, учитывая все нюансы и оговорки. А почвы-то в Синеокой даже дерьмом назвать сложно — маловато в них гумуса для того, чтобы дерьмом именоваться. Дерново-подзолистые и торфяноболотные у нас почвы в основном. Первые — серенькие, ткни лопату, копни — будет песок. Вторые — заболоченные, влажные, никакая мелиорация не спасает, только экологию нарушает. И ничего — шевелились как-то, и на хлебушек хватало, и скотинке на прокорм! А тут — украинские и ставропольские черноземы, огромные просторы — и, поди ж ты, импортируют зерно. При батюшке-царе не импортировали, при незабвенном ВВП не импортировали… Эх, будь я великим и могучим, имей аграрное образование или, на худой конец, лидерские замашки — развернулся бы на ниве сельского хозяйства, накормил бы всех советских людей… Как в той сказке: махнула правым рукавом, махнула левым рукавом…

— Гера! Штаны заляпаешь! — хохотнул Анатольич, и я тут же впился зубами в чебурек.

Не знаю, из какой он муки — из канадской или нашей дубровицкой, но вкусно до умопомрачения!

* * *

— Надо переводиться в отдел сельской жизни! — сказал я, когда мы ехали обратно. — Это же просто праздник какой-то!

Шумский и Ковалевич — председатель колхоза и председатель сельсовета — встретили нас как родных. У них уже были готовы все газетные вырезки по истории колхоза «Новый Путь», аккуратно подклеенные в альбом, и сидели в рядок ветераны труда, с которыми мне нужно было побеседовать, и был накрыт стол — с сальцем, свежим лучком, маленькой сладкой морковочкой, солеными огурчиками, черным теплым хлебом и березовым квасом. И никакой водки, что характерно! Водка — вечером и только вечером.

В общем, эти матерые дядьки курили ядреные папиросы, закусывали и беседовали со мной беседы, вспоминая молодость, дела давно минувших дней и период становления колхоза.

Сделано было и вправду немало, хозяйство не выглядело убыточным или депрессивным, напротив! Выбеленные стены коровников, упитанные симпатичные телятки, чистые коровенки, аккуратно выстроенная в ряды на мехдворе техника… И народ — спокойный, собранный, с чувством собственного достоинства. Видал я и другие колхозы, и в семидесятые, и в две тысячи двадцатые… Там плакать хотелось, если честно, и от вида телят, и от вида людей. А тут — вона как! Хоть плакаты рисуй! Видно — эти мужики за родной колхоз и родное Ровенское готовы вкалывать, драться, ругаться и вообще — снять последнюю рубаху, только бы увидеть, как тут, в этом селе, на этом самом месте жить стало лучше, жить стало веселее. Ну и с начальством им повезло.

Эта манера решать проблемы тремя-пятью ёмкими фразами и одним звонком, не вынимая папиросы изо рта, действительно подкупала! Были бы все такие колхозы в Союзе — канадцам свою пшеницу в другие места пристраивать бы пришлось. В общем, с селянами мы расстались вполне довольные друг другом. Мое искреннее восхищение они увидели и оценили.

— Переводиться в сельскую жизнь? А я о чем! А Даня всё ноет — поехали в редакцию, поехали в редакцию, мол, надо то, надо это… И чебуреков с ним не поешь, и в лес за водичкой не завернешь… Завернем за водичкой?

— А что за водичка?

— Так скважина стоит в распадке, можно накачать артезианской водички! Сладкая, я тебе говорю!

У него и бутыль в багажнике имелась. Вот ведь конь этот Сивоконь!