Акулы из стали

– Не понял. Это всё, штоле? Вы что её, на сухую, штоле, лопаете? Где сто граммов-то?

– Тащ командир, мы же на подводной лодке, а не пьяницы вам какие-нибудь!

– Да ла-а-адно! Што тут у вас, клуб трезвенников организовался за время моего отсутствия? Кроме вас, дежурного и верхней вахты тут ещё кто трезвый есть? Мож, щаз большой сбор сыгранём и проверим?

Да какой такой большой сбор? Половина же сейчас под «Фроузен» Мадонны отплясывает где-то в Оленьей Губе, а не на борту даже вовсе. Поэтому сидим и молча сопим.

– Лёня, – не выдерживает командир, – возьми там в шкапчике у меня нольпяточку, разбодяжь да неси скорей со стаканами, а то уха остынет.

Знатно поуховали тогда, доложу я вам!

Чуть про ялик-то не забыл рассказать. Мы так и уехали потом с ним в родную базу. Удивительная, доложу я вам, картина – ракетный подводный крейсер стратегического назначения с принайтованным на ракетной палубе яликом.

Упадок

Знаете, почему минёров на флоте называют «румынами»? Мне лично больше нравится прозвище «пасынки флота», но в основном их называют «румынами» потому, что на выходах в море они практически ничего не делают. Иногда они, конечно, целятся болванками в Баренцево море и пуляют. И знаете, таки попадают.

На том выходе, историю из которого я сейчас расскажу, мы и должны были стрельнуть торпедой, вместе с сикстиллиардом других задач. С первого дня минёры ходили суровые, как нитки от матросской шинели.

– Минёры, – спрашивал их командир, – вы почему бродите по моему кораблю небритые? Я понимаю, что вы – румыны, но не военнопленные же!

– Нельзя, тащ командир! – гордо отвечал минёр с тремя волосинками на подбородке. – По традиции бриться запрещено, пока не стрельнем!

– Минёр! Чем там стрелять-то? Одну железную трубу из другой забортным давлением вытолкнуть! А если бы вы боевой стреляли, то вы и жопы не подтирали бы, может? Напомнить тебе про ДУК у трюмных? Полчаса – и все здесь стоите передо мной, как хуй перед травой! Гладко выбритые!!!

Через пять минут к командиру прибежали флагманские минёры дивизии и флотилии (тоже с нами были, а как же?). Долго с ним шушукались, меняли цвет лица и махали руками.

– Да хуй с ними! – сдался командир. – Пусть так ходят. Вы мне уже больше нервов порвали, чем их убогий вид. Только на глаза мне пусть не лезут без дела!

Старшим с нами на борту был командир дивизии, совсем недавно назначенный и не успевший ещё получить контр-адмирала. Вообще ему предлагалось идти на торпедолове и оттуда руководить стрельбой и, соответственно, поимкой торпеды, но комдив вышел с нами на борту. Был он мужчиной суровым, начинавшим свою военно-морскую карьеру боевым пловцом-диверсантом на Черноморском флоте и занявшим свою очередную, но не последнюю ступень. Он много и со вкусом ругался, был крепким, коренастым мужиком и часто орал. Но при этом был так добр и обаятелен, что никто его не боялся. В основном им восхищались и уважали. По национальности он был черемис, как и наш экипажный замполит, что заставляло их вслух гордиться этим и без конца пикетировать друг друга подколками. Других известных мне черемисов на флоте не было, и мы часто, издалека и аккуратно, подъёбывали их обоих по этому поводу. Особенно замполита. Комдив так вкусно и изощрённо ругался, что мы им просто заслушивались:

– Почему вы улыбаетесь, когда я вас ебу?! – возмущался он.

Когда кто-то из штабистов сделал ему замечание, что он много матерится, он, не раздумывая, ответил:

– Это я не матерюсь, это просто тупой и так шучу!

И да, торпеду после стрельб положено словить. Так как она дорогая и «всёвотэтовот».

Заняли полигон, погрузились, сидим и скучаем: тоже мне делов-то – торпедкой пульнуть.

– Чего такие не тревожные?! – интересуется комдив, прибегая в центральный. – Чувствую какое-то всеобщее расслабление в воздухе! Хафизыч, волнуешься хоть?

– А чего мне волноваться? Мне Антоныч рассчитал уже дифферентовку на полное затопление семнадцатого отсека, Эдуард кнопочки на «Молибдене» протёр, отсек семнадцатый трюмные загерметизировали из первого и второго. Запаса ВВД – полные баллоны с горочкой. Не нахожу ни одного повода для волнения, тащ капитан первого ранга!

– Хафизыч! – краснеет комдив. – Это жестоко!

– Не, ну я могу сделать вид, что волнуюсь… Хотите, по центральному бегать начну, заламывая руки?

Комдив подумал:

– Не, если механик будет бегать по центральному, заламывая руки, я сам от страха обосрусь.

Ну и так, слово за слово, ложкой по столу, стрельбанули. Тут же всплываем по ходу торпеды и вызываем торпедолов. Все волнуются, включая море. Потому что потерять торпеду – это косяк несравнимо больший с затоплением семнадцатого отсека. Наверху пасмурно плюс косой дождь и небольшой штормик. Ну как небольшой – для нас-то он небольшой, а торпедолов мутузит знатно, конечно. Торпеду мы нашли быстро, что неудивительно с нашей-то высоты. Начали семафорить торпедолову, закладывая его на верный путь. Торпедолов командам не внимал почему-то.