Акулы из стали. Ноябрь

– А чего у тебя коньяк в бутылке из-под лимонада «Буратино»? Какой же это коньяк?

– Самый натуральный! Вот этими вот руками, из лучших сортов корабельного «шила», на кедровых орешках настаивал! И что тогда коньяк, если не это? Но без нас не пить!

– Да без вас выпьешь, ага.

– В шестнадцать ноль-ноль в сауне начинаем! – Антон протиснулся и пожал Толику руку. – Поздравляю!

– И я! – крикнул из-за дверей Саша.

– И мы! – крикнули из-за Саши, очевидно Андрей и кто-то еще.

– Ребята, – Толик растрогался, но виду не показывал, держался, – да у меня и нет ничего, ни закуски, ни… вообще ничего, я третий день с корабля убежать не могу!

– Обижаешь, мы все принесли: и закуску и выпивку. И даже резиновую женщину тебе в военторге купили, раз у тебя с настоящими не клеится! Мы же друзья, Анатолик! – Саша говорил строго. – И даже сауну я лично истоплю. А это, считай, как орден тебе выдали!

– Спасибо, ребята! Растрогали, черти!

– А почему тогда я слез на глазах не вижу? – уточнил доктор. – Ну ладно, пойдем, не будем мешать утреннему туалету новорожденного!

Чай приятно горчил. Так называемый коньяк пах, естественно, спиртом и чуть-чуть орехами, но на цвет был густо коричневым. Ну и как бы да, что еще коньяк, если не это, вспомнил Толик и захотел даже улыбнуться, но не смог – смог только растянуть губы в гримасу, но привычного ощущения улыбки не было: не щурились глаза, не становилось приятно мозгу и не хотелось глубоко вздохнуть, потянувшись.

Позвонил механик.

– Анатолий, зайди ко мне немедленно, если в сознании еще!

– Семен Степанович, пять минут, чай допью?

– Даже шесть можешь, я сегодня добр к тебе же! Жду.

Толик нашел в секретере корку черного хлеба, погрыз, запивая чаем, и решил, что надо что-то делать с этим всем, что с ним происходит, надо как-то вытаскивать себя из этого – сейчас ты не можешь улыбнуться, да и черт бы с ним, а вдруг завтра и как дышать забудешь? Ладно, пойду к механику.

– Анатолий! – Механик даже улыбался. – Разрешите вас категорически поздравить! Семь футов под килтом и полные карманы марципанов!

– Спасибо, Семен Степанович!

– Да погоди, подарок же! Вот тебе бутылка спирта. Целый литр, как родному, видишь?

– Вижу!

– Ценишь?

– Ценю!

– Без меня пить не будешь?

– Что вы! Как можно!

– Когда и где?

– После шестнадцати в зоне отдыха!

– Есть, понял! Запишу в ежедневник!

– О, – в каюту заглянул командир первого дивизиона, – «шило» раздаете?

– Нет! Подарки на день рождения дарим!

– Толян? Ну поздравляю, чо! Заходи – урана тебе отсыплю двести тридцать пятого! Полные карманы!

– Не, лучше кнопку «а-три» дай нажать вне очереди!

– Ишь ты, хм, захотел. Не, ну ладно, запишу тебя в журнал вне очереди, так уж и быть, раз такое дело! Когда и где?

– В шестнадцать в сауне!

– Йе-е-есть! Прибуду!

Чем было заниматься до шестнадцати часов, Толик не знал: по кораблю ходить было как-то неудобно, все поздравляли, и надо было в ответ улыбаться, а не улыбалось. На документацию Толик решил забить – не хотелось за нее браться совсем, и какая-то злость шептала в уши: Толик, сколько можно потакать им и делать вид, что это самое важное? Лег бы поспать, но периодически звонил телефон и спать не давал. Вот зачем их по каютам расставили? К чему этот бешеный прогресс?

То ли вот в училище было – один телефон в учебном корпусе и к нему всегда очередь хвостом виляет. Все мирно, как на водопое в засуху, вперемешку стоят – и первый курс, и четвертый. Только пятого не было – не солидно считалось уже взрослым мужикам на пятом курсе девушкам звонить. Дня через два, после знакомства с Леной, Толик решился ей позвонить – совсем зеленый тогда был и не разучился еще стесняться. Что говорить, Толик не знал, но подумал, что решит, пока будет стоять в очереди. Но не решил, и когда в трубке ответила взрослая женщина, с каким-то даже облегчением подумал, что Лены может не оказаться дома и можно будет просто передать, что звонил.

– Добрый день, а Лену можно к телефону?

Трубку, нагретую десятком ладоней и десятком ушей, прижимать было неприятно. Казалось, что слова предыдущих людей все еще живут в ней и их не слышно, но эхо от них шумит в линии и говорить приходится громче. И хоть следующий в очереди не подходит ближе, чем на метр, и коридор гулкий, но все равно кажется, что тебя все слышат и понимают, какой ты неловкий и явно девственник, раз даже по телефону с девушкой нормально поговорить не можешь.

– Добрый, да, сейчас позову.

Слышно было, как трубка стукнулась и потом шаги и голоса, но голоса слышны были едва-едва и о чем говорят – непонятно, а потом опять шаги.

– Вы можете подождать пару минуток или перезвонить?

Толик оглянулся на очередь.

– Да, подождать, пожалуй, могу, а перезвонить – нет: тут очередь.

– Очередь? Надо же, не думала, что у нас к телефонным автоматам очереди стоят.

– Я не совсем из автомата. Из него, да, но он в училище стоит. То есть висит.

– А, так вы курсант?

– Да.

– Будущий морской офицер?

– Надеюсь на это. А как я могу к вам обращаться? А то что мы как-то…

– Ох, батюшки, да неужели у Леночки наконец приличный жених! Зинаида Степановна, мама.