Акулы из стали. Последний поход

– Согласно чему? Плану? А уровень гидравлики ты проверил? А состояние клапанов? А? А они тебе говорили, что здесь нельзя ничего трогать?!

Неподалёку стояло трио наставников, курило и утвердительно кивало головами:

– Говорили-говорили! По слогам и под запись! Ни-че-го!

– Ну? Хули ты молчишь? Говорили?

– Говорили.

– Ну?

– Что «ну»?

– Ну и нахуя, а?

– Ну по плану…

– По хуяну! Паша, Андрей! «Шило» есть? Сколько? Мне много надо! Давайте продадим его, а?

Крышку ракетной шахты не могли закрыть года два, и начальник штаба флота, приезжая периодически с проверками на ходовые корабли, в итоге не выдержал:

– Знаете что. Я знаю, что похож на крестьянина, оторванного вчера от сохи. Я знаю, что похож на долбоёба, потому что ругаюсь матом и ору на вас. Но, блядь, не до такой же степени! Сколько вы мне ещё будете втирать, что это не та крышка, что в прошлый раз, и не на том борту? Если ещё раз я её увижу в открытом положении, то того баклана, что каркнет мне про проворачивание, сгною на железе!

Крышку закрывали всей дивизией, но так и не закрыли.

А Вова к тому времени уже был переведён в другой экипаж, потом в третий, в четвёртый и в конечном итоге попал в экипаж ТК-208, который в те времена числился нашим вторым экипажем. Все зачёты к этому времени он так и не сдал. Как застопорился на середине пути в нашем экипаже, так и всё. Хотя формально причина-то была банальной: Вова так и не научился ходить между отсеками.

Как подводники ходят между отсеками, если в подводной лодке нет дверей? Ходят они (а чаще всего бегают) через переборочные люки, которые имеют диаметр примерно от низа грудной клетки и до колена и располагаются чаще всего именно в этом месте. Чтоб проскочить в такой люк, есть два наиболее распространённых способа: согнувшись, нырнуть туда вперёд одной ногой и головой или (если что-то несёшь в руках) боком, но опять же ногой и головой вперёд.

Вова изобрёл третий способ: он подходил к переборочному люку, открывал его, разворачивался спиной, наклонялся, протягивал ногу в следующий отсек, щупал там ею палубу (а с другой стороны мог быть порожек или трап вообще) и потом лез туда вперёд жопой. И я бы вот рад сейчас приврать и наплести, что это вот, мол, мы его так научили ползать, но это было бы уже совсем возмутительной неправдой – можно, конечно, научить человека снимать свитер через ноги, но долго ли он это будет делать, если не бить его регулярно? Никто не учит людей ходить через двери: люди, когда бывают маленькими, смотрят на других людей и просто повторяют за ними. Никто не учит подводников, когда они бывают маленькими, проскакивать в люки: они просто смотрят на других подводников. Вова же был настолько выше всей этой серой массы, по его собственному убеждению, что подражать ей не то что не хотел, а не мог этого допустить даже на уровне сознания.

Кроме всего прочего, у Вовы вечно были заняты все карманы и руки: он постоянно носил с собой все свои блокноты, записные книжки, тетради, ручки, карандаши и прочее барахло, потому как простому народу не из профессорских семей не доверял и полагал, что обязательно что-нибудь да украдут. И чтоб вы понимали уровень воспитания Вовы, именно так и отвечал, когда его спрашивали, на кой хер он это всё с собой таскает.

И вот представьте себе эту картину: стоишь ты в отсеке, каким-то важным делом занимаешься, а тут открывается люк, в него просовывается нога, щупает, потом жопа заходит, потом остальная тушка. Из кармана обязательно что-то падает, тушка это собирает, кладёт обратно в карман, проходит мимо тебя дальше (не всегда даже и поздоровавшись) и перед следующим люком проделывает в точности всё то же самое. Ну как после такой картины можно продолжать важное дело?

Когда наш механик первый раз увидел, как Вова ползёт в корму, он немедленно подозвал его к себе:

– Ты сколько служишь уже?

– Четыре месяца!

– Офигеть. Знаешь что, друг, я похож на доброго дедячку, только честно?

– Нет, совсем нет.

– Это хорошо: значит, и угрожать мне тебе не придётся. Запомни, друг: я тебе запрещаю ходить в корму. Ни разу чтоб я тебя больше здесь не видел.

– А как же я сдам зачёты?

– А никак. Ты мне их не сдашь ни-ког-да.

И как в воду ведь глядел, чорт!

И старпом тоже очень удивлялся на Вову:

– Четвёртый – центральному!

– Есть!

– Что есть?

– Есть четвёртый!

– Габриэль, ты?

– Я.

– Бегом в центральный!

И тут же поворачивается к переборочному люку, потому как от четвёртого до восемнадцатого если бегом, то две минуты максимум. А Вовы всё нет и нет.

– Четвёртый – центральному!

– Есть четвёртый!

– Михалыч, а где Габриэль ваш?

– Так к вам… убежал.

– Когда убежал?

– А вот как только вы позвали, так он сразу и… побежал.

– Не понимаю… – бормочет старпом, – я бы уже в дивизию и обратно сбегать успел.

– И пообедать.

– Что?

– И пообедать там ещё успели бы.

– Это да, Антоныч, это да… жрать-то хочется.

И тут открывается переборочная дверь, и старпом наш первый раз видит, как Вова в них проходит. Отчего-то краснеет, смущается и, дождавшись, пока Вова весь вползёт в центральный, говорит ему: