Акулы во дни спасателей

Брат мой весь вечер обыгрывал их обоих, Джеймса и Скайлера. Мой брат бегал быстрее, ругался круче, он был единственным, кому удалось стараканить у взрослых пиво из ведерка со льдом. И вся эта крутизна ради Джеймса и Скайлера, ведь у их предков были блестящие джипы и тяжелая темная мебель в домах с высокими потолками – словом, все, о чем мечтал Дин. Но как туда попасть, разве что подружиться с богатенькими сынками: вдруг повезет и перепадет что-то из того, чем они были наделены, а он обделен.

При этом и я, и мой брат прекрасно знали: пока я единственный, кто сделал хоть что-то для нашей семьи, из-за акул и всего, что началось потом. Нас показывали в новостях, о нас писали в газетах, и каждый раз мама с папой рассказывали, как плохо мы живем. Те, кто видел и слышал мамины с папой рассказы о том, что мне повезло уцелеть после нападения акул, но мы так бедны, что нас прикончат цены на продукты и арендная плата, присылали нам деньги, поношенную одежду, кое-где даже бесплатно давали еду.

Но пожертвованиями дело не ограничивалось. Я написал про акул в заявлении на поступление в Академию Кахена, ведь приемная комиссия наверняка тоже слышала обо мне. Я поступил в лучшую частную школу штата – на полное обеспечение, как и все коренные гавайцы, – хотя учились в ней дети таких богатых родителей, что куда там Джеймсу со Скайлером.

Мои родные, особенно Дин, видели, что со мной происходит, – как стремительно я поумнел, точно мозг волшебным образом помог мне обскакать всех одноклассников. Да и укулеле – те песни, которые я научился играть. Он настоящий талант, говорили учителя маме с папой, и те сияли, как солнце. Родители без конца повторяли, что у меня дар. Прямо при Дине и Кауи.

Вот так обстояли дела, а тут мой брат с Джеймсом и Скайлером, ну и я. Они прекрасно помнили все эти разговоры.

– Ну так что, Дин, – сказал Скайлер, – я попробую с ним или как?

Дин посмотрел на меня, заулыбался, но внутренне поежился, я клянусь, – может, не хотел доводить до крайности, в конце концов, он мой брат. Однако потом ухмыльнулся.

– Все попробуют по очереди, Ноа, – объявил он.

Нелегальные салюты – красные, синие, золотые, какие позволено запускать только отелям, – ухали в черноте над нами, отбрасывая наши тени на оштукатуренные стены Скайлерова особняка.

– Ты же тяжелее меня фунтов на сто, – сказал я Скайлеру. Как будто это поможет. Как будто хоть что-то поможет.

– Не боись, – ответил Джеймс. – Чё ты как девочка.

– Давай кулак. – Скайлер шагнул поближе, ударная рука его подрагивала. Он навел ее на меня, медленно и крепко сжал пальцы, я заметил, что костяшки ободраны до крови, кожа висит. Из-за угла долетал гул вечеринки, искристый стук громоздящихся пивных бутылок, потом петарды, бах-бах-бах.

– Хватит. – Кауи встала руки в боки, голос у нее был тоньше, чем у нас всех. Мы, пацаны, застыли, мы и забыли о ней, а она тут, рядом со мной, сестра, младше меня на три года.

Я снова взглянул на Дина и тут же об этом пожалел, даже до сих пор вспомнить стыдно. Я-то думал, что он вмешается, скажет – это была шутка; разумеется, подросток, вымахавший со здорового мужика, не может состязаться с мальчишкой.

– Давай, мах, – подначил Скайлер. – Первый раз, что ли? Выше руку.

Я поднял кулак. Дин лениво прислонился к стене, скрестил руки на груди.

– Ноа, не надо, – сказала Кауи.

– Уходи, – ответил я. – Тебя это не касается.

Скайлер занес кулак. В шести дюймах от моего. Наши костяшки: у него уже в ссадинах от ударов, у меня гладкие, тонкие, – даже я догадывался, чем все закончится. Скайлер замахнулся, чтобы меня ударить, я отшатнулся.

– Не дергайся, – сказал он и другим кулаком ткнул меня в плечо – синяк будет, как после прививки. – Давай заново.

Мы снова навели кулаки друг на друга. Я изо всех сил напряг запястье, постарался представить, что я статуя, поезд, каменная стена, не дрогну, не сломаюсь, но тут Скайлер меня ударил. Костяшки щелкнули.

Локоть прострелила боль, я взвизгнул, Скайлер крикнул:

– Будешь так орать, получишь еще раз, ссыкло.

Я снова взглянул на Дина, но он притворился, будто смотрит на рассыпающиеся в небе огни салюта.

– Он тебя не спасет, – сказал Джеймс. – У нас все по-взрослому, соберись, тряпка.

Я так сильно сжал зубы, что челюсть превратилась в воздушный шар боли, примерно как костяшки, не плачь не плачь не плачь.

– Вы, придурки, только и можете, что кулаками махать, – сказал я. – Да вы молиться будете, чтобы вас взяли работать в “Макдоналдс”, когда я буду заканчивать Академию Кахена.

Джеймс переступил с ноги на ногу; послышалось шипение и треск.

– Слышал умника? – спросил он Скайлера. – Давай-ка мы оба по второму разу.

– Нет, – возразил Скайлер. – Только я.