Акулы во дни спасателей

Наверное, мама всем говорила, что у нас своя жизнь и к нам нельзя заявляться когда вздумается. И люди к ней прислушивались, правда-правда. Кому-кому, а нам действительно повезло, что мы на Гавайях[28], потому что теперь ни до, ни во время ужина к нам никто не приходил, и мама с папой за столом подсчитывали прибыль, опустошая конверт с наличными. Потом возвращался Дин после очередной игры на площадке, объявляя о своем появлении стуком баскетбольного мяча по тротуару, бац-бац, громко, словно он сам внутри мяча и подпрыгивает от зависти.

В один из таких вечеров я заглянула в комнату Ноа. Прошло, может, месяца четыре с тех пор, как к нему стали наведываться посетители. Он лежал на своей кровати, бессильно свесив руки. Дышал медленно, таращился в потолок.

— Эй, — окликнула я.

Он кивнул. И все.

— Тебе плохо? — спросила я.

Он отвернулся к стене. И меня это разозлило. Ему явно было плохо, но спрашивать его, что да как, никто не собирался. А он явно хотел, чтобы его спросили, вот я и спросила.

— Ну и пожалуйста, — сказала я, хотела было закрыть дверь, но тут он что-то произнес. Кто бы сомневался. Как раз когда дверь должна была закрыться. — Что? — спросила я и вернулась в комнату. Там на стороне Дина плакаты с рэперами и звездами баскетбола, у Ноа роботы и чуваки с мечами в объятиях грудастых принцесс.

— Даже если я тебе скажу, ты все равно не поймешь, — проговорил он.

Надо было тогда врезать ему по морде.

— Как жаль, что у нового короля Камеамеа[29] нет времени побеседовать с деревенщиной, — съязвила я.

— Ты это о чем?

— Это ты мне скажи, — отрезала я. — Ты же у нас король.

— Я такого не хотел. — Он сел на кровати с таким видом, будто делает это из последних сил. — Да и что ты знаешь? Ты знать не знаешь, каково это. И никто из вас не знает.

Ох, брат. Он, похоже, и не догадывался, как прозвучали его слова.

— Я знаю вот что: ты задираешь нос, будто нас с Дином тут вовсе нет, — ответила я, и это была правда. Потому что мама с папой даже не просили его помочь по хозяйству, ведь ему нужно отдохнуть. Порой Ноа с мамой уезжали куда-нибудь вдвоем, чтобы все обсудить, только обычно делали это незадолго до ужина, так что нам с Дином приходилось “угощаться” папиными полуфабрикатами. А от Ноа с мамой по возвращении пахло автокафе “Радуга” или кондитерской “У Леонарда”, клянусь.

— Дело в… — начал Ноа, — в моей голове. Там вертятся разные мысли, никак не останавливаются.

— Например?

Он спросил, знаю ли я, как мы живем.

Я ответила, что знаю. Мама с папой рвут задницу на работе, но тут нам хотя бы полегче, чем на Большом Острове после того, как закрыли плантацию сахарного тростника. Да и то, чем он сейчас занимается, тоже приносит деньги.

Ноа потер лицо. С силой. Как будто пытался и никак не мог счистить с него что-то.

— Вот видишь, я же говорил, что ты не понимаешь. “Мы” не значит мы с тобой и мама с папой. “Мы” — то есть Гавайи. А может, и не только Гавайи.

— Окей, — ответила я, — ну а ты-то здесь при чем?

— Вот это я и пытаюсь выяснить. По-моему, я должен это исправить. В этом все дело.

Я сжала и разжала кулак. Сжала и разжала.

— То есть только ты один? — уточнила я.

Он промолчал. Я видела, что он вымотался, весь взмок, как лошади в долине Вайпио, на которых мы когда-то катались, от чего в моей памяти остались только запахи и ощущения. Сама земля поднималась по их галопирующим мышцам. От них требовалось именно это: бежать. Но от долгого бега они выдыхались, истощались, так ведь? И не могли делать то единственное, что от них требовалось.

— Да, — сказал Ноа. — Я один.

Ну ладно, он устал. Мне было сложно: с одной стороны, я его жалела, но он пытался внушить мне чувство вины — за свои чувства, за то, что я ничем не могу ему помочь, за то, что он особенный, будто во всем этом я виновата. Он частенько пытался внушить другим чувство вины. И обычно у него получалось, даже со мной. Но только не в этот раз, потому что я услышала лишь то, что он думает о нас с Дином, — ничего. Потому что считает себя особенным.

Отчасти я ему поверила. Но не до конца. Я вышла из его комнаты, точно бродячая собака, которую огрели плеткой. Ноги, которые несли мое тело, казались чужими. Рука, дотронувшаяся до дверной ручки, словно была не моя. Может, он и правда станет гавайским Суперменом, как надеялись мама с папой. Поможет островам, защитит нашу семью. Какая разница. Мне во всем этом не было места.

На столе в моей комнате лежала стопка учебников: биология, начальная алгебра, английский. Это было не единственное, чем мне хотелось заняться, но первое, что я увидела. “Б”[30] с плюсом мне было получить — раз пукнуть. Теперь этого уже недостаточно.

И я взялась за работу.

* * *