Акваланги на дне

- Дай-ка мне глаза.

Он долго, сосредоточенно отбирал фотографии, наконец, по-видимому, нашел, что искал. Снял с портрета нарисованные Ромкой очки и положил глаза.

- Я же с ним, мерзавцем, - сказал раздраженно, - вот как с тобой минут пять говорил. А где другой? Не работали еще?

- После перерыва.

После перерыва они таким же порядком, но с большими мучениями (все-таки видели меньше) сложили портрет другого человека с пляжа, у которого хорошо запомнили только волосатые ноги.

- Ноги - это не лицо, - сказал им Максим Витальевич, - лицо уже не спрячешь, - и посмотрел на часы. Пора по домам. Десятый час… Ну и поработали мы с вами!

На веранде Ромку ждали прикрытый газетой, давно остывший ужин и гневная длинная записка матери, смысл которой можно было изложить короче: "Сидеть дома и вовремя ужинать гораздо лучше, чем на голодный желудок шататься бог знает где".

Ромка кое-как поел, а на обратной стороне записки написал: "Прочел, понял, больше не буду".

Они - мать и сын - довольно часто обменивались записками. Дело в том, что мать Ромки работала на хлебопекарне, и смены у них были совсем-совсем неудобные. То с шести утра, то, наоборот, заканчивались в шесть утра. А днем или вечером занят Ромка, тоже дома нет. Так и не видятся целыми днями. А тут еще отец вторую неделю в море - гоняется на сейнере за дельфинами.

Мать грозится, что вот-вот бросит свою "проклятую" работу и уж тогда-то возьмет Ромку в "ежовые рукавицы".

Но Ромка- то знал, что это только угроза.

Скрипнула дверь, и на веранду осторожно вышла Оксана; была она все в том же халатике, в тех же тапочках, так что выглядела совсем-совсем обыкновенной, даже домашней.

- Сценарий будете читать? - спросила тихо.

Он кивнул.

- Возьмите, - девочка протянула сценарий, - я его брала, готовилась, мне брат ваш принес, Васек. Хороший он у вас.

Оксана вздохнула, присела на табуретку, взяла с подноса кусочек хлеба и стала жевать.

Ромка молча пододвинул к ней тарелку с творогом, банку с вареньем.

Все это она спокойно отодвинула и продолжала так же неторопливо жевать корочку. Ромка налил себе молока. Она жевала.

Он притянул к себе пустую чашку, для нее. Она перехватила чашку, закрыла ладонью. "Ну и не надо!" - решил он.

- А вы правда командир ЮДП? - спросила вдруг.

- Правда.

- А правда что-то случилось сегодня, да? - продолжала она спрашивать тихим мягким голосом. - И дядя Володя из города не вернулся, и Саврасов не прилетел, и пограничники часто ездили, и вас столько времени нет.

- Не знаю, - пожал он плечами.

- Конечно, если тайна… А правда, что это уже граница?

- Правда.

- Интересно… - сказала задумчиво. - Вот у нас в сценарии тоже происходит такое, что даже страшно… Шпионы… Тревога… - И вдруг спросила: - А девочек вы в отряд принимаете?

- Нет.

- И у нас в сценарии тоже в отряде ЮДП только мальчишки. А меня бы приняли, если бы я захотела?

Он не ответил.

- Если бы я захотела, - продолжала она, - то бы приняли. Я бы вас всех уговорила. Мама говорит, что я умею любого уговорить. И тебя бы я уговорила, - перешла вдруг на "ты", - что из того, что ты командир…

- Ну ладно, - приподнялся Ромка, - я пошел, пора спать.

Девочка словно и не расслышала.

- А наверное, страшно увлекательно, вот у вас в отряде, да? Заманчиво?

"Заманчиво, - подумал он, - посадить бы тебя за "носы" да "уши"… Так через пять минут бы завыла. Сразу бы стало "заманчиво".

- Все-таки, должно быть, очень интересно, - вздохнула девочка.

Разубеждать ее он не стал, молча пошел к себе. Она вдруг громко рассмеялась и тут же испуганно замерла, смешно закрыв рот ладошкой, - вспомнила, что уже все спят.

- А что, - сказала шепотом, но весело, - здорово я вас утром разыграла?

- Почему это разыграла?

- Ну да, вы такие были все обалдевшие. - Она беззвучно смеялась. - Честное слово… Это же я нарочно в костюме своей роли хожу… ну, из картины. Это я привыкаю и к костюму и к характеру. Понимаешь? У меня совсем-совсем другой характер. Мама говорит, что я тихая. А по роли мне надо, наоборот, быть не тихой.

- Громкой, - насмешливо сказал Ромка.

- Ага, - поспешно согласилась она, - ну, такой хитрой, даже кокетливой, говорит режиссер. И, он говорит, ты должна привыкнуть к характеру своей героини. И костюм этот надо обнашивать, чтобы он, понимаешь, в кино не чужим костюмом был, а своим, понимаешь, обычным. Вот я обнашиваю и привыкаю. Здорово, да?

Ромка согласился. Действительно, здорово. А он даже не знал, что в кино так бывает.

- Вот видишь, я тебя уже уговорила, - говорит весело Оксана и тут же становится сразу важной и гордой. - Спокойной ночи, - пренебрежительно роняет она и удаляется к себе в комнату.

Ромка прочитал сценарий сразу, запоем, и долго потом не мог уснуть, переживая увиденное - не прочитанное, а именно увиденное в этой толстой большой книжке в бумажном переплете.

Уже выкатилась огромная сверкающая луна и остановилась, замерла над зубчатым силуэтом далеких гор.

Уже высыпали звезды, и засверкало, заискрилось южное небо.