— Между прочим, — все так же гневно и строго громыхал отец, — я мщу за смерть твоей сестры! А вот ты чем занимаешься, Лив? Зачем ты нападаешь на семью Уолшей? Ты хоть понимаешь, каких трудов мне стоит сдерживать между нашими кланами перемирие? И это после того, как ты… что ты там сделала? Воткнула в руку Блейку нож и ударила стулом по голове в «Аквамарине»?
— Ну вообще-то не нож, а всего лишь осколок бокала. — поправила спокойно Лив.
— Осколок?? — взревел отец. — Да какая разница?? Это ты взорвала клуб «Кабриолет»? А что там за история с исчезнувшими сегодня пятью тоннами героина из мексиканского автобуса??? Генри уже просветил меня, сколько миллионов долларов он потерял по твоей милости! Оливия, остановись немедленно! Я приказываю тебе! Ты не можешь меня ослушаться, я — босс мафии и твой отец!! Предупреждаю, мои люди ищут тебя по всему городу, и когда я тебя найду…
— О, да брось, отец! — разъяренно воскликнула Лив. — Мы прекрасно знаем, что это я, я, а не ты, мщу за смерть Джессики, а ты просто испугался пойти против этого старого хрыча, потому что сотрудничать с ним тебе гораздо выгоднее, чем вести войну! А свалить всю вину на ниггеров проще простого! Они же по природе своей преступники и убийцы, да и кроме того, ты давно искал момента подчинить себе их группировки! Так что, хочешь ты того, или нет, а я порву этого неандертальца Блейка и тех троих, что сделали с нами все это! И кстати, на твоих ищеек я тоже управу найду, так что не надейся, старый выпендрежник, что я так просто дам тебе снова упрятать меня в очередную изящную тюрьму!!!
От ее крика звенели стены, и Лив услышала стук через стену: это миссис Портер так просила ее быть потише, и Джонни уже с полминуты дергал ее за подол юбки, явно призывая остыть и прекратить злить собственного отца.
— Оливия, перестань орать и послушай меня! — жестким и властным тоном проговорил Эйден. — И в кого у тебя такой упертый и сумасбродный характер, ума не приложу? Почему ты так ХОЧЕШЬ, чтобы убийцей Джесс оказался именно человек Уолша? Ты же сама видела, там в квартире, что это был чернокожий парень! Я понимаю, ты не хочешь выходить за Блейка замуж, но это не повод рушить его бизнес и убивать его людей! Оливия, дочка, приезжай ко мне в клуб, мы сможем все спокойно обсудить и прийти к общему решению… Прекрати от меня скрываться и вести войну за моей спиной — это контрпродуктивно и ставит мое влияние под большое сомнение! Я, конечно, понимаю, что тебе безразличны мои дела и ты ненавидишь меня за то, что я сделал твою жизнь сплошной чередой несчастий и одиночества, но будь благоразумна, дочь! Я твой отец, хочешь ты этого или нет, и я волнуюсь за тебя! Ты хоть понимаешь, что я испытал, когда ты сбежала от доктора Калеба? Да в таком состоянии даже на ноги вставать вредно, а не то, что плести интриги и готовить взрывы публичных домов! Приезжай, дочь, я волнуюсь!
Лив нахмурилась и мгновенно остыла. Отец говорил таким взволнованным голосом, что девушке на миг почудилось, что она для него действительно много значит… Но только на миг. Лив была реалисткой и понимала, что она — отрезанный ломоть. Отец не видел ее 16 лет, не воспитывал, не переживал с ней все ее трудности и кризисные моменты в жизни, а значит, не может испытывать к ней настоящей отцовской привязанности и любви. Он просто хочет контролировать ее, знать о ее действиях заранее и влиять на них, направляя в удобное для себя и для своего бизнеса русло. Но, как это ни странно, Лив не злилась на него за это. Она понимала, действительно понимала его отношение к себе. Он — не мама. Для матерей нет сроков давности, даже потеряв ребенка и обретя его снова через сорок или пятьдесят лет, они будут любить его и страдать о нем, как прежде… Это и есть незыблемая материнская любовь, которой Лив так не хватало в ее дурацкой и никчемной жизни.
Она посмотрела на Джонни. Он лежал на ее кровати на боку, подперев ладонью щеку, и с теплой и заботливой улыбкой смотрел на нее своими ясными зелеными глазами. Она чувствовала тот энергетический шар, тот пузырь спокойствия, игривой нежности и теплого сияния, что исходил от него и обволакивал ее с ног до головы. Только этот пузырь, только его обладатель давали ей в жизни то, чего у нее никогда не было, чего не мог дать ей отец, просто потому что не знал, что ей это нужно — спасение от одиночества.
Она слегка улыбнулась Джонни и сказала в трубку тихим голосом: