Аквамариновое танго

– Мадемуазель Грёз! Я хотел бы попросить вас об одном очень большом одолжении. Скажу сразу же, что вы имеете полное право мне отказать.

Мадемуазель Грёз приосанилась и, прижимая к груди папки, которые она несла, не без некоторого трепета спросила, что именно инспектор имеет в виду.

– В сущности, это маленький эксперимент, – сказал Лемье. – Суть дела вот в чем: сейчас мы доставим подозреваемого. Я поведу его в мой кабинет. Просьба моя заключается вот в чем: вы сядете в коридоре шагах в десяти от моего кабинета. Будет лучше, если вы наденете темное платье, чтобы не выделяться, и шляпку с вуалеткой, чтобы он не видел вашего лица. Я под каким-нибудь предлогом остановлю Феррана недалеко от вас и затем подойду к вам. Вы должны несколько раз кивнуть, словно узнали его, и указать в его сторону. Нужно, чтобы он это увидел и подумал, что вы его изобличили. Я задам вам шепотом пару вопросов, вы на них ответите, и я уведу Феррана. Вот и все.

Предложение Анри было куда заманчивее перспективы перепечатывать очередные занудные протоколы о находящихся в Ницце нелегалах, и легко понять, что мадемуазель Грёз согласилась, не раздумывая…

– Очень странно, что вам понадобилось меня задерживать, – сказал Ферран, спокойно улыбаясь в лицо инспектору. – Конечно, я самый удобный для вас подозреваемый. Я понимаю, что я муж жертвы, и вам не надо напрягать фантазию…

– Речь идет вовсе не о моих фантазиях, месье, – возразил Лемье, борясь с сильнейшим желанием без всяких околичностей схватить этого самоуверенного интеллигентного червяка за воротник и трясти его, пока он не сознается. – У следствия возникли кое-какие вопросы, и необходимо выполнить определенные формальности.

И, когда они ехали в управление, он был чрезвычайно вежлив, говорил только о погоде и постоянно улыбался к месту и не к месту, так что поневоле у Феррана, внимательно наблюдавшего за полицейским, создалось впечатление, что перед ним самый никчемный сыщик на свете.

– Сюда, месье…

Они поднялись по лестнице и свернули в коридор. Завидев мадемуазель Грёз, Анри неожиданно придержал своего спутника за рукав.

– Стойте. Кажется, я не взял ключ…

Учитель нахмурился, а Анри, не скрываясь, подошел к мадемуазель Грёз и наклонился к ней.

– Это он? – шепнул инспектор.

Добросовестно исполняя свою роль, переодетая машинистка несколько раз энергично кивнула и вдобавок указала на Феррана пальцем (хотя еще мать внушала ей, что тыкать пальцем неприлично и на таких девушках мужчины не женятся). Инспектор наклонился еще ниже.

– Мадемуазель Грёз, знаете что?

– Да, инспектор?

– Вам известно, что вы до неприличия хороши?

Мадемуазель Грёз очаровательно покраснела, и Анри устыдился своего ребячества. Боже мой, как она может быть такой наивной, по несколько часов на дню перепечатывая бумаги об убийствах, насилиях и ограблениях?

– Скажите мне что-нибудь, – попросил Анри.

– Вы очень-очень славный, – шепнула мадемуазель Грёз.

– Благодарю вас, – громко сказал Лемье, распрямляясь. – Конечно, ваши показания будут приобщены к делу, мадемуазель.

Он вернулся к Феррану и, согнав с лица всякое подобие улыбки, повел его в свой кабинет.

Они сели по обе стороны старого канцелярского стола, который был тут, вероятно, еще во времена императора Наполеона, а то и тогда, когда Ницца была частью Пьемонтского королевства. Теперь инспектор Лемье был холоден, непроницаем и сосредоточен. Учитель заметил перемену поведения в своем спутнике и встревожился. Анри вел себя так, словно он знал. «Но что он может знать? – ломал себе голову Ферран. – Боже мой, что? В чем моя ошибка? Где я мог ее допустить?»

Он беспокоился все сильнее и сильнее, несколько раз нервным движением поправил очки, которые почему-то вдруг стали давить на переносицу, а Анри, покачивая в пальцах карандаш, равнодушно смотрел в окно. Он не говорил ни слова, молчал и Ферран, но это странное безмолвие вскоре начало давить учителю на нервы. Он вспомнил, что у французской полиции свои методы, что там не бьют, как в Америке, но могут допрашивать по шестнадцати часов кряду, а если понадобится – и дольше. И даже то, что Анри вовсе не походил на громилу, а скорее уж на прилежного студента, теперь казалось ему подозрительным. Убийства не дают расследовать кому попало, вяло помыслил учитель, они как десерт, достающийся лучшим ученикам. И он вздрогнул, когда услышал тихий, равнодушный голос инспектора.

– Я надеюсь, у вас есть смягчающие обстоятельства, месье.

Он говорил, словно обращаясь к своему карандашу, и все же Ферран закоченел на месте.

– Французские судьи не любят выносить смертные приговоры, это верно, но их коробит, когда мужья убивают своих жен. Хотя… – Анри повел плечами, – в сущности, какая мне разница? Отрубят вам голову или сошлют в Сен-Лоран – это уж ваши проблемы, простите.

– Я не понимаю… – начал Ферран, бледнея.

– Бросьте. Все вы понимаете.