Аквариум

Выглядел я для них, наверное, очень грозно. Боевой камуфляж, бронежилет, шлем, настоящий автомат в руках. Мужики бросили ружья на пол и подняли руки. Я сел на ленту кассы, разорвал коробку с патронами и стал со всей возможной поспешностью набивать первый магазин. Осторожно зашла Настя. Огляделась, оценила ситуацию, сказала:

– Привет, мальчики!

Села напротив меня, занялась тем же самым. Наступила тишина, прерываемая ритмичными щелчками встающих на место пуль и редкими стонами нокаутированного стрелка. Мальчики так и стояли с поднятыми руками, боясь даже дышать.

– Мужики, подвал ваш далеко? – спросил я, не прерывая процесса.

– Метров триста в сторону Триумфальной… – секунд через пять решился ответить один из них.

– Не успеете.

– Что, не успеем?

– Ничего не успеете. – объяснил я. Блин, сам же такой год назад ходил. Только поприличней одежда была все-таки. Зато ружья прям родные! Как вспомню эти пукалки, так тошно сразу.

– Короче. Этот стрелок ворошиловский минуты через две в себя придет, но вы не ждите лучше. Прямо сейчас его хватайте, тащите в подсобку какую-нибудь самую дальнюю и сидите там. Тут просто скоро такой Цирк Дю Солей пробегать будет, мама не горюй. И в сторону Триумфальной сегодня лучше даже не суйтесь. Да и завтра тоже. Здесь сидите, слушайте, как волосы растут…

– Дю Солей?.. – пробормотал все тот же.

– Уроды. – сказал я. – Много-много Уродов. И прочих акробатов.

– А с Триумфальной что? – не унимался он.

– А на Триумфальной сейчас начнется решающая битва Добра со Злом.

– Бобра с ослом! – вставила Настя.

Я удивленно посмотрел на нее.

– Страшно мне, Егор, вот и шучу, как умею…

Это хорошо. У моей девочки наконец-то тоже начал появляться нездоровый черный юмор, без которого здесь существовать очень тяжело. Я спрыгнул с кассы, потянулся, подвигал плечами, все равно ноют раны, не зажили до конца. А я с Богами драться собрался.

– Ну что, готова, Насть?

– Готова. Только не знаю к чему…

– Я тоже не знаю. Двинули? А то зверье уже в соседнем дворе.

Она вздохнула:

– Двинули, любовь моя болезная…

Мы покинули магазин и направились к станции.

Сзади охреневшие мужики тащили куда-то в складские помещения приходящего в себя товарища. Ничего, сейчас стадо добежит, еще больше охренеют. Они такого точно не видели никогда. И не увидят, если мозги есть. Будут сидеть в подсобке, никто к ним не сунется. Это все по нашу честь тут бегает…

До Триумфальной оставалось пересечь всего два двора. Бежим через них. Вокруг – пустота. Сзади, из-за домов злобной лавиной накатывает армия Хозяев, впереди сами Хозяева, их пока не видно, но они там, тут даже напрягаться не надо. Веет таким холодом и мощью, что по коже мурашки. И мы идем к ним. Камикадзе…

– Может они опять просто в мозгах поковыряться хотят? – спросила у меня в голове Настя.

– А ты им позволишь?

Смесь страха и отвращения, потом нарастающий гнев:

– Обойдутся! Застрелишь меня, если что?

– Обойдешься! Вот, если еще раз что-нибудь такое ляпнешь, тогда точно застрелю! – я даже остановился.

– Что? – спросила она, тоже встав. Я подошёл к ней, положил руки на плечи, прижался очками к ее очкам. Прошептал:

– Настя. Я не дам им сделать с тобой ничего плохого. Ты – мое все, моя жизнь. Костьми лягу, зубами рвать буду, но не дам. Это не пустые и громкие слова. Загляни в меня, ты можешь. Я просто знаю, что все будет хорошо. Почему, как, понятия не имею, просто знаю и все. Тогда, на стадионе, тоже под молотками были, но ведь прорвались! И сейчас прорвёмся! Верь мне, Настенька, не получат эти твари тебя.

– Спасибо. – тоже шепотом ответила она, окатив меня волной нежности и любви. – Я верю… Только костьми ложиться не надо. Тогда и мне смысла жить не останется…

Стоим посреди двора, обнимаемся. Двое влюблённых в сердце жестокого, страшного мира, обложенные со всех сторон зубастыми тварями и их отвратительными создателями. Почему все так? Почему для того, чтобы найти что-то на самом деле настоящее и искреннее, нужно попасть в страшный ненастоящий мир. Любовь – дикая, всепоглощающая, чем хуже все вокруг, тем она горячее и безумней. Дружба – искренняя, верная, крепкая. Ненависть – обжигающая, сводящая челюсти до хруста зубов… А там, в далеком, оставшемся только в памяти, мирном, реальном мире, который вроде бы и является настоящим, наоборот, все чувства какие-то плоские и словно бы искусственные…

Метрах в ста, из-за угла кирпичного здания вылетели первые Косяки. Трое. Самые шустрые и голодные. За ними серыми тенями неслись Уроды. Авангард прибыл. Сейчас подтянется основное войско.

Мы быстро пересекли двор и вышли на Триумфальную.