Поднявшись вслед за ним по лесенке, я понял, что очередной раз оказался в аду. Здесь их много. И все разные, непохожие друг на друга. Настя за моей спиной не смогла сдержать стона отвращения. Кругом были люди. Тощие, грязные, оборванные, они лежали на каких-то тряпках в пролетах между красивых колонн. Многоугольных, с металлическими капителями, символизирующими сопла ракеты. Больше ничего красивого на платформе не оказалось, все остальное было отвратительным и жутким. Все люди были калеками. У кого-то, как у Карбюратора, не было руки, у кого-то – обеих, некоторые были одноногими или безногими. Попадались даже полностью лишенные конечностей тела. Страшный обрубок, шея и голова. И все они были живы! Одни лежали тяжело дыша и уставившись мутными, равнодушными глазами в потолок, другие без особого интереса пялились на нас, третьи даже куда-то передвигались, кто как мог. Торчащие отовсюду культи были и старыми, полностью зажившими, и совсем свежими, неровно и криво зашитыми. Некоторые явно гнили. Человек тридцать, а то и больше. Госпиталь времен Первой мировой, наполненный ранеными после продолжительного артобстрела, наверное, выглядел картинкой из детской книжки по сравнению с тем, что видели мы.
В торцах станции темнели ребристые ленты эскалаторов. Что, вот так просто? Ничем не заложено, поднимайся, спускайся.
– А наверху чего у вас? – спросил я, указывая рукой на ближайший эскалатор.
– Да, ничего интересного. – отмахнулся Евгений. – Мы туда последнее время и не выходим почти. Нечего там делать. Нам и здесь вполне неплохо.
Ну, кто бы сомневался…
– А не лезут оттуда зверята?
– Не-а, боятся чего-то. Нас только Миксеры напрягают. Все мозги проели. Но мы, ничего, привыкли, уже почти внимания не обращаем.
Ближе к дальнему концу платформы стояла хибара без потолка, сооруженная из шпал. Дворец местного короля Евгения, который гордо вел нас через свое царство. Из кобуры, прицепленной к его поясу, торчала рукоятка ТТ-шника. Я почти сразу определил его придворных, прикинувшимися инвалидами. Двоих мы только что прошли. Здоровые бугаи одинаково подогнули под себя ноги, сидят на самопальных ружьях, опустив голову и постанывая. Еще, как минимум, один, впереди, за хибарой.
– Егор! – Настя показала мне их образы. Молодец.
– Вижу. – ответил я. – Твои – задние.
Мы наконец дошли до сооружения в конце, вокруг стало посвободнее. Помощники Жени потихоньку спустились на пути по обе стороны и, пригнувшись, крались к нам. Евгений подошел к хибаре, повернулся и с широкой улыбкой положил ладонь на рукоять пистолета.
– А вот и мое скромное жилище!
Он, что, вообще, за дебилов нас принимает? Или просто придуряется, считает, что мы никуда не денемся теперь? Мы вообще-то в бронежилетах и с оружием. Тем более, сам факт того, что мы прошли этих многоруких Миксеров, должен наводить на определенные выводы. На самом деле, псих…
– А что это, Евгений, у Вас население такое покоцаное? – спросил я его. – Циркуляркой баловались?
Тот непринужденно улыбнулся:
– Так, опасность кругом! Миксеры в тоннелях. Уроды наверху. Только так руки-ноги откусывают.
– А питаетесь чем?
– Улитками. – ни один мускул не дрогнул. Прирожденный Смоктуновский!
– Какими улитками?
– Такими! Выращиваем сами и едим. Очень вкусно, сейчас попробуете – пальчики оближите! – Он потянулся к отверстию в своем домике, завешенному грязной тряпкой, отодвинул ее и торжественно сказал. – Прошу!
– Благодарю! – не менее торжественно ответил я и сильно ударил его в кадык. Кадык, а вслед за ним и шейный отдел позвоночника сочно хрустнули, голова Евгения ударилась подбородком о грудь, а потом откинулась назад под совершенно неестественным углом. Ноги подкосились, и главный людоед рухнул на пыльный мраморный пол.
Король умер! Да здравствует король!
За моей спиной раздались короткие очереди Настиного автомата. Я рванулся вперед, за угол хибары, на ходу выдергивая топор, и лицом к лицу столкнулся с высоким парнем с оскаленным ртом, из которого торчали треугольные зубы. В руках у него был милицейский АКСУ, направленный на меня, в глазах плескалось безумие. Выстрелить он не успел, мой топор развалил его почти на две половины. Наискосок, от плеча до таза. Отскочил, уворачиваясь от брызнувшей крови, непривычно красной, развернулся к Насте. Стоит, опустив дымящийся ствол, прищурившись смотрит на расстрелянный труп у колонны метрах в шести от нее. Около трупа валяется ружье, которое так и не выстрелило.
– Где второй? – тревожно спросил я.
– Обратно на рельсы свалился. Можешь не проверять, там точно наглухо, прямо в лоб три пули.
Я понял, что потихоньку начинаю опасаться своей любимой подруги. Что-то в ней просыпается… Дикое и первобытное. Может материнский инстинкт так заработал?