Пока чудовище билось в густом облаке спор, я на четвереньках отполз подальше, а подбежавший Леший спокойно, как в тире, начал расстреливать кадавра.
Скоро все кончилось. Тварь застыла мертвой кучей среди медленно опадающей жгучей пыли, причем было видно, что никакого существенного урона она ей не принесла. Просто временно дезориентировала. Ну, логично. Они же все из одной организации… Зато автоматные пули сделали свое дело на твердую пятерку. Несколько следов от их попаданий чернели на груди твари и еще парочка – на морде, прямо над закрывшейся наконец пастью, словно два злобных нессиметричных глаза.
– На тебя не попало? – повернулся ко мне, Леший.
– Нет вроде, – сказал я, тяжело дыша, – Глянь на лице.
Он подошел, придирчиво рассмотрел шлем, очки и маску, показал большой палец.
– Погнали отсюда на хрен, пока остальные не проснулись.
– Подожди. – взмолился я. – Дай хоть минуту отдохну…
– В морге отдохнешь! – отрезал мой добрый товарищ. – Итак время сколько просрали, даже километра не прошли.
Снова бежим. Заросли Грибов остались позади. Мелькают справа и слева покинутые жилые дома, кусты и деревья, к счастью, обычные. Голые, кривые, но нормальных размеров и без украшений. Иногда по затылку царапает чей-то взгляд, словно новые хозяева квартир наблюдают из-за занавесок за бегущими мимо людьми. Бегущими непонятно куда и непонятно зачем. Это больше не их мир, не их Город. Зачем бежать, стрелять, выживать, страдать, бороться? Ведь можно просто успокоиться, покориться судьбе, принять это бытие, соединиться с ним, став его частью. Нет. Не хотят. Держатся за какую-то призрачную, ими самими придуманную, соломинку, зная, что все равно рано или поздно она оборвется. Не будет в этой жестокой сказке счастливого конца… Но все равно бегут.
Наваждение прошло. Интересные ощущения – взглянуть на себя со стороны глазами какой-то твари. Интересные и неприятные. Я наконец продышался, вошел в нормальный ритм и, чтобы как-то отвлечься от навеянной извне тоски, спросил у Лешего:
– Лех, как зверушку-то назовем?
– Не знаю, – откликнулся он. – Может – Горбатый?
– Да они тут через одного все горбатые. Я предлагаю назвать Десантником.
– Не-е, – протянул Леший. – За десантуру обидно. Таким словом говно всякое называть… Давай, может, Косарь? Они же с косами.
– Тогда лучше – Косяк.
– Точно! – хохотнул он. – Напороли мы с тобой косяков, Егорка! Целых три Косяка…
Притихли. Дальше бежали молча. Веселье быстро улетучилось. Все-таки давит здесь невыносимо. Будто кто-то сидит на плечах, сжал голову здоровенной пятерней, а другой рукой перебирает натянутые до предела струны нервов. Плохое место. В этом Городе, конечно, все места плохие, но это – просто отвратительное.
Без происшествий миновали следующий квартал. Слева стояли облезлые двухэтажки, построенные после войны пленными фашистами, справа располагался частный сектор. Мелькали кривые заборы, неказистые домики, мертвые яблони, вишни. Мы словно оказались в прошлом веке. Наверное, если бы Карибский кризис в свое время пошел по-другому сценарию, все вокруг могло выглядеть именно так. Впечатление вселенской катастрофы еще больше усугублял детский трехколесный велосипед, брошенный посреди дороги.
Мы свернули направо, пробежали еже один такой же квартал и наконец добрались до первого определенного нами пункта маршрута – проспекта Юных Комсомольцев. Остановились, поглядели, в сердцах плюнули и побежали дальше, искать другой путь на юго-запад.
Проспект представлял собой длинную пешеходную аллею, точнее даже сильно вытянутый парк, по обеим сторонам которого располагались односторонние проезжие части. Он тянулся по прямой километра полтора. Когда я просчитывал маршрут, то выбрал его именно из-за ширины и зеленой полосы посередине. Но тогда я не был близко знаком с новым видом деревьев и с живущими на них Косяками. И сейчас, добежав до проспекта, вместо зеленой пешеходной аллеи мы увидели стройный ряд пятидесятиметровых баобабов с висящими коконами, уходящий в туманную даль.
Матерясь, побежали дальше. Самым плохим было то, что этим путем мы не приближались к Сараю, а двигались параллельно стадиону, не сильно от него удалившись. А я лично хотел, как можно скорее оказаться подальше от Сталелитейщика, так как увиденное мною в бинокль не давало покоя.
Следующей улицей, ведущей в нужном нам направлении, должна была быть вроде – Симферопольская. Но до нее еще надо было добежать. Время шло, утро кончилось, зверье начинает вылезать из своих нор.
"Мы так дней пять будем домой добираться, – подумал я. – Если, вообще, найдем, где ночевать".