Аквариум

Некоторое время я просто сидел, тупо глядя на экран, пока мне не стало ясно, что все это — полная ерунда. Писать — да, это может доставлять удовольствие, но давать себе подобные задания — глупость. Если я надеюсь таким образом развлечься, придется придумать что-нибудь получше.

Итальянка убрала со стола. Жаль, я пропустил самое интересное. Обычно я старался уловить момент, когда семья с четвертого этажа садится за стол: порой они являли собой удивительное и очень забавное зрелище. Мне нравилось наблюдать, как они запихивают в рот еду и при этом все четверо болтают. Я часто замечал, что мать, дочь, отец и зять говорят одновременно — разумеется, ни слова не слыша из того, что говорят остальные. Наверное, там царит полная какофония, совершеннейший бред. Если, конечно, исходить из того, что язык — это средство, позволяющее объясняться с другими людьми. Лично я исхожу именно из этого.

Но итальянцы нравились мне, и я каждый день заглядывал в их окна, будто, выключив звук, смотрел очередную часть сериала, к которому привык настолько, что готов был подстраивать под него жизнь. И только когда они, как и большинство жителей дома напротив, устраивались перед телевизором, я отводил взгляд.

Потом вдруг я понял, что мне хотелось бы написать: просто рассказ о себе. От лица постороннего, которого интересует, для чего это я там у себя наверху целыми днями стою у окна, выглядываю на улицу, подсматриваю за соседями и при этом, кажется, вполне доволен жизнью.

Я попробовал придумать первое предложение: «Родился я — единственный отпрыск, как выяснилось впоследствии, — в семье супругов Гюнтера и Анны-Марии Шодеров и…» — чушь какая-то. К черту. Вторая попытка: «Мое имя — Бернхард, но все зовут меня Барри, а от пальцев моих пользы ничуть не больше, чем от бахромы на одежде индейца. И все потому, что я никак не могу освободиться от чар молодой женщины по имени Шейри, которая на самом деле — Сандра…»

Лучше, но по-прежнему не то, что нужно. Я больше не хотел думать о Шейри. Третья попытка: «Мой мир рассыпался, когда появилась эта молодая женщина. Ее голос вырвал меня из привычного окружения, которое я до тех пор безуспешно пытался склеить воедино…» Кажется, от этого никуда не деться. Наверное, лучше рассказать всю историю от начала до конца, чтобы объяснить, как я попал туда, где сейчас нахожусь. А потом, может быть, последует и продолжение. Четвертая попытка: «После аварии я стал другим человеком…»

Я так и не включил свет в аппаратной. На дисплее все было видно, а нужные кнопки и рычажки я смог бы найти даже во сне. Я работал в темноте, а она сидела там, где сидела, просто в той же комнате. Шейри вообще из тех людей, которые не переполняют собой пространство — это мне стало ясно еще шесть дней назад, когда она только пришла на запись.

Потом Шейри вдруг спросила:

— Тебе не помешает, если я тут посижу?

Я ответил:

— Нет.

Она подобрала под себя ноги и положила голову на подлокотник. Я выключил мониторы ближнего плана, надел наушники и продолжил свое занятие.

Будучи совой, обычно я понимаю, что пора заканчивать, только когда кровь в моих жилах замедляет течение. Вот и на этот раз наушники я снял и выключил аппаратуру около пяти утра. Шейри спала на спине, повернув голову набок и скрестив руки на животе. Я встал, потянулся, принес из конторы плед и накрыл ей ноги и бедра. Разбудить ее я не решился. От усталости она продрогнет по дороге в гостиницу. Я не выключил маленькую настольную лампу возле пульта, чтобы она не испугалась, проснувшись в полной темноте в незнакомом месте. В прихожей тоже оставил свет на случай, если ей понадобится туалет или холодильник в комнате отдыха.

Но я не хотел бросать ее здесь одну и поэтому сам домой не поехал, устроившись на диване в комнате для посетителей. Я разделся и завернулся в другое принесенное из конторы одеяло.

Всю жизнь я обладал счастливой способностью засыпать почти мгновенно, несмотря на монотонную работу со звуком, а вот сейчас почему-то заснуть не мог, ощущая присутствие Шейри по ту сторону раздвижной стеклянной двери так остро, словно мне пятнадцать и мы с ней в одной палатке. И вдруг мне стало понятно, что я имел в виду, произнося: «Мне просто хотелось, чтобы ты меня не видела». А вдруг она догадается, до какой степени я теряюсь в ее присутствии, что я думаю о ней, вечером, возвращаясь домой, слышу ее голос, стоя под душем, и работаю с ним столь тщательно именно потому, что никак не могу наслушаться. Если бы это не было абсолютно исключено, мне пришлось признаться себе, что я влюблен.