«Аквариум». Геометрия хаоса

«С самого начала Гребенщиков играл серьёзную музыку, — говорил мне Вилли в 1995 году. — Иногда это напоминало Кэта Стивенса, иногда — Дэвида Боуи. Примечательно, что на одном из концертов Борис пел Across the Universe, но не в версии The Beatles, а в аранжировке Боуи. Для Гребенщикова творчество и имидж Боуи были словно фантом. Но при этом сам Борис оказался человеком, который, помимо своих очевидных достоинств — глубокой поэзии, свободного английского и интуитивного вокала, — всегда умел быть притягательным для окружающих и мог создать вокруг песен некую тайну».

В отличие от Усова, который мгновенно погрузился в творческую кухню «Аквариума», знакомство музыкантов с Колей Васиным оказалось менее легким. Как выяснилось, Николай довольно редко выбирался из своего дома. И вот однажды музыканты дружно загрузились в холодный трамвай и направились в сторону запредельной Ржевки.

«Извольте рухнуть в клёвость!» — радушно поприветствовал их хозяин и предложил ознакомиться с подборкой акустических песен Юры Ильченко. Затем последовал концертник The Beatles, а «вишенкой на торте» стала демонстрация пластинки с автографом Джона Леннона. Диск Live Peace in Toronto был доставлен Коле Васину из Нью-Йорка — вопреки законам «железного занавеса». Это было похоже на мираж, поскольку за неделю до этого таможенники завернули на границе два альбома Фрэнка Заппы, отправленные из Финляндии для Армена Айрапетяна.

Примерно в это же время неугомонный Родион познакомил «Аквариум» со своим однокурсником Михаилом Науменко, который играл в группе «Союз любителей музыки рок» и обладал энциклопедическими познаниями в области современной музыки.

«Мы познакомились с Майком на квартире у художника Марка Зарха, — вспоминал Гребенщиков. — Всё лето у него происходили чудовищной силы тусовки — там мы дневали и ночевали. И однажды Родион привёл с собой небольшого человека... Все оказались пьяны до беспамятства, и было, естественно, очень весело: ну вот, ещё один новый приятель пришёл. Раз Родион привёл, значит, хороший человек... А у меня в тот вечер была идея, что если смотреть на мир с башенного крана, то всё будет гораздо лучше и менее печально. Поэтому я залезал на этот кран, который стоял возле дома, и смотрел на мир, а с Майком общался не очень. Меня больше башенный кран интересовал».

После этой вечеринки Майк влился в ближний круг «Аквариума». Особенно быстро он сошёлся с Мишей Файнштейном-Васильевым, с которым у него нашлось множество общих тем — от заграничных пластинок до моделей самолётов. Марат также привязался к Науменко и помог ему записать в домашних условиях первые опусы. Параллельно с этим звукооператор «Аквариума» мотался на практику в родной Ереван, но неизменно возвращался к Оле Липовской, в квартире которой происходили эпохальные попойки.

В интервью для книги Ольга вспоминала, как в день своего рождения Борис наварил целую ванну пельменей (правда, детскую) — такое у молодого поэта было настроение.

«Вокруг музыкантов существовал обширный круг людей, считавших себя частью «Аквариума», — рассказывала позднее Таня Апраксина. — Многих из них привлекали не столько песни, сколько личное обаяние всей группы, внутри которой Борис был вне конкуренции. Его подчёркнутая галантность, даже куртуазность, знаменитое целование рук дамам сочетались не только с разносторонней образованностью, интеллигентностью, сообразительностью, но и с оригинальностью и дерзостью. Он умел моментально расположить к себе, вызвать чувство полного доверия. Мне чрезвычайно импонировала его манера смотреть человеку прямо в глаза, очень открыто и глубоко. Его вежливость, внимательность к собеседнику, его открытость немедленно завоёвывали всякого».

В тот период Борису стало казаться, что состав «Аквариума» устаканился и в творческом процессе наступила стабильность. В этом была огромная заслуга Гаккеля, который сутки напролёт жил новыми песнями, аранжировками, репетициями и концертами.

«Со времени прихода Гаккеля в «Аквариум» его апартаменты, где бы они ни находились, являлись штаб-квартирой группы, — писал Гребенщиков в «Правдивой автобиографии Аквариума». — Меньше пяти гостей у него дома не собиралось. Сам Сева при этом много пил и курил, а затем мучался весь следующий день, но вечером вновь напивался в дым. Поэтому он изобрёл своеобразный метод игры на виолончели, который не требовал никаких занятий. Гаккель играл спонтанно, не стараясь сыграть как надо. И это у него получалось лучше, чем у Роберта Фриппа».

Энтузиазм, неподдельное гостеприимство и бесконечная самоотдача Севы ещё сильнее сплотили музыкантов. Именно тогда у Гребенщикова появилась идея: все члены группы должны быть не только единомышленниками, но и непременными соавторами. И он стал активно продвигать концепцию «“Аквариум” = Борис + Сева + Дюша + Фан», согласно которой каждый участник имел священное право на собственные ноты, мысли и краски. Собственно, так и произошло на нескольких треках в «Притчах графа Диффузора», и это был определяющий момент для идентификации музыкантов.