Аквариум. Геометрия хаоса

Всё это оказалось вполне объяснимо. Люди они были разные, и к сорока годам их взгляды на жизнь и на искусство тоже оказались разными. В Курёхине было больше дикости и беспредела, но и хаоса в его голове было больше. Математически структурированный мозг Бориса не уставал поражаться бесхозяйственности Капитана, который выбрасывал из треков поистине гениальные фрагменты.

«Я помню, как в композиции Living in the Real World Сергей сыграл на нескольких синтезаторных примочках соло неземной красоты, — восхищённо говорил БГ. — Такие вещи он делал крайне редко, и я очень виню себя за то, что вовремя не растормошил его сделать гораздо больше».

В свою очередь, Курёхин рассказывал друзьям, что в процессе записи Борис не соблюдал внутренние договорённости. Мол, Капитан пишет для альбома музыку, а Гребенщиков — поэзию.

«Я уже два года сижу и жду этих текстов, — жаловался Курёхин своему приятелю Сергею Фирсову. — И в итоге теперь мы пишемся по отдельности. Либо я, либо — он. И лишь изредка вместе. Я приезжаю в студию, записываю клавиши. Он приезжает, всё сотрёт… Наложит десять гитар. Вот так мы и пишемся».

Это была горькая правда. Нагруженный «воспоминаниями о будущем» БГ физически разрывался между «Аквариумом» и сессиями с Курёхиным.

«Они работали долго и помногу и в какой-то момент так устали, что, по-моему, вообще не могли друг друга переносить, — утверждал администратор “Курицца Рекордс” Сергей “Пит” Селиванов. — В итоге полноценного альбома у них не получилось. Осталась целая кипа материалов, на которые была потрачена уйма денег. И никуда эти треки нельзя было деть».

«Где-то году в девяносто пятом мы предприняли ещё один штурм этой высоты, и я перепел две песни по-русски, — вспоминал Гребенщиков. — Но и эта попытка сдвинуть всё с места ничем не увенчалась».

Наблюдая, как на волне увлечения буддизмом БГ вот-вот сольётся с вечностью, Курёхин убедился, насколько прав был Гераклит — нельзя дважды войти в одну реку. Понял он и другое: то, что пути к вершинам у них с Борисом Борисовичем разные. Да и вершины тоже разные.

«В процессе работы с Гребенщиковым мы начисто разошлись по творческим вопросам, — признавался мне Курёхин. — Главное расхождение было в том, что я не хотел, чтобы тексты были на английском. В результате мы не переругались, но расстались очень прохладно. Отчасти потому, что продюсер альбома Лёша Ершов хотел заработать на нём денег, а Боб, видимо, хотел резонанса на Западе и предложил английские тексты. Я сказал, что английские тексты не люблю. Это бессмысленно и глупо, петь нужно только по-русски. В результате всё закончилось тем, что я сочинил тексты сам, а мелодию напел в студии у Олега Скибы».

Впервые в жизни Капитан написал поистине смелые стихи, представлявшие собой жёсткий стёб на лирику корифеев ленинградской рок-сцены. Неопытному уху было непросто слушать, скажем, такой демонический текст, созданный за гранью фола: «Но чаек крик стоит в ушах, и Слон ебётся зря, / Я стану мягче, ближе и теплей, чем трель Соловья…»

Эти слова Сергей Анатольевич сочинил для песни, которая вошла в альбом под названием «Слон и Соловей». Поначалу она невинно называлась «Отблеск тебя», и Гребенщиков возвышенно пел в ней про «алмазный дождь» и «хрусталь сна». Капитан принципиально пренебрёг этим текстом, а взамен написал свой — нарочито издевательский. Это был явный вызов.

К большому сожалению, цивилизованного общения между героями не получилось. Рассказывая мне об этом проекте, Гребенщиков с трудом припоминал подробности, признавшись, что своего экземпляра пластинки у него нет. Да никогда и не было.

«А как ты отнёсся к тому, что Курёхин на этом альбоме вдруг запел?» — спросил я у Бориса Борисовича. «Честно говоря, я охренел, — без паузы ответил он. — Для меня это был шок».

Во время интервью с Курёхиным зимой 1996 года я поинтересовался судьбой этой тяжелейшей сессии, которая длилась более четырёх лет. Капитан спокойно заявил, что пойдёт в своих экспериментах «до победного конца».

«Я буду выпускать этот альбом специальным способом, — поделился планами Сергей. — Создам компанию “Анубис Рекордс” и буду изготавливать на ней штучные экземпляры. Просто нарезать… За десять долларов покупаю матрицу, иду к друзьям и перегоняю один экземпляр. От руки расписываю конвертики — пятьдесят экземпляров именных и сто экземпляров — тираж. Я же не собираюсь на этом зарабатывать. Мне главное, чтобы работа не пропала».

«То есть это будет чисто культурологическая акция?» — слегка опешив, переспросил я. «Чисто…» — подтвердил Капитан.

Это было последнее слово, которое я услышал от Курёхина. Через три месяца его забрали в больницу, где врачи диагностировали саркому сердца. Выпустить этот альбом Сергей так и не успел.