Тогда ленинградские ковбои решили обойтись собственными силами. Они зафрахтовали Дом Кино и разослали местной богеме пригласительные билеты на «Дружескую ассамблею», целью которой было указано «глобальное единение народов в преддверии надвигающейся катастрофы». А внизу стояла подпись: «Целуем. Боря, Серёжа».
Курёхину тогда удалось невероятное — убедить авиакомпанию Lufthansa стать одним из спонсоров этого предновогоднего безумия. Итак, вечером 29 декабря 1991 года в аэропорту Пулково высадился звёздный десант, прибывший специальным рейсом из Москвы — Сергей Соловьёв, Павел Лунгин, Гарик Сукачёв, Лия Ахеджакова, Игорь Костолевский, Любовь Полищук и Маргарита Терехова в кожаном лётном шлеме. В свою очередь, из Парижа Капитан доставил Алексея Хвостенко, а из Лондона — княжну Елену Голицыну. Непосредственно культурную столицу представляли мэр Анатолий Собчак, режиссёр Алексей Герман, астролог Павел Глоба, Вера Глаголева, Слава Бутусов, Олег Гаркуша, а также многочисленные митьки и «Новые художники».
В ту морозную ночь Дом Кино превратился в настоящее «место силы». У входа гостей встречали стильные Гребенщиков и Курёхин, одетые в чёрные смокинги. Искрился фейерверк, скакали казаки с шашками наголо, а по фойе нежно растекалась лёгкая симфоническая музыка. Хлебосольные модераторы были бесподобны: БГ отжигал нечто неизъяснимое о «постижении святости через порок», а основоположник теории «Ленин — гриб» толкал сексуально-патриотические лозунги о восстановлении отечественного генофонда.
В финале объевшиеся икрой артисты дружно исполнили хвостенковский гимн «Хочу лежать с любимой рядом…» Доза алкогольного восторга оказалась настолько мощной, что во время ночной прогулки по историческому центру VIP-гостям начало казаться, что статуи на крыше Зимнего дворца вот-вот запоют ангельскими голосами. Форма была эквивалентна содержанию — над городом, недавно перекрещённом в Санкт-Петербург, плавно поднималась заря новой жизни.
ЭТНИЧЕСКИЕ ОПЫТЫ
«Бывает так — некто выстрелит из лука, глядя куда-то в небо и вовсе не целясь, а стрела дрожит точно в десятке».
В промежутке между путешествием в Париж и новогодней вакханалией в Питере у Гребенщикова продолжался never ending tour по необъятной родине.
«Репертуар приходилось изобретать на ходу, часто — прямо перед концертом, — рассказывал Борис. — К примеру, в Вятке “Русская симфония” исполнялась настолько впервые, что никто не мог предсказать, какие аккорды грянут в следующую секунду, однако телепатический контакт между музыкантами был налицо».
Часть новых композиций была написана под впечатлением от творчества Башлачёва, Янки, Летова, «Калинова моста», а также «ослепительного Чижа», с которым Гребенщиков поехал в тур, исполняя его новый хит «Хочу чаю». Нагруженный кислотой, Борис запел о полуденных фавнах и психоделических сиринах на Волге, и многим стало казаться, что лидер «БГ-Бэнда» вот-вот сольётся с абсолютом.
При этом самому Гребенщикову было важно держать зазор между текущим репертуаром и классическими боевиками «Аквариума». Метод был прост: теперь на концертах исполнялись только новые произведения. Никаких «Партизан полной луны» и «Поезда в огне» Борис принципиально не пел, несмотря на уговоры поклонников.
Любопытно, что новые «песни зеркальных Вселенных» создавались в разных уголках России. «Волки и вороны» были написаны после винных дегустаций на Пречистенке, «Государыня» — в Питере, «Никита Рязанский» — на Чегете, «Бурлак» — в Саратове, а «Ласточка» — недалеко от Ниловой Пустыни, где Борис оказался волею провидения.
Дело в том, что летом 1991 года неугомонный Курёхин пригласил приятеля съездить на новую дачу, расположенную под Осташковом. Пересекая районы сакрального значения, которые славились ведьминскими традициями, Капитан предложил сократить путь и проехать к дому напрямик. Этот маршрут ему подсказал местный цыган, но слушать его ни в коем случае не следовало. В два часа ночи на подъезде к деревне машина начала проваливаться в болото. Дальше всё было как в тумане. Питерских пилигримов спасли лишь молитвы, и с божьей помощью трагедии удалось избежать.
Чудом вернувшись с дальнего берега реки Стикс, Борис Борисович заперся в комнате и на одном дыхании написал «Ласточку» и две композиции, которые история не сохранила. Стресс был настолько силён, что на сочинение этих песен у Гребенщикова ушло меньше часа.
Спустя несколько месяцев «Ласточка», «Никита Рязанский», «Сирин», «Государыня», а также пара романсов Вертинского стали основой концертника «Песни капитана Воронина», записанного в Вятке осенью 1991 года. По сути, это был прообраз будущего «Русского альбома».