Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное)

— Здравствуйте, Константин Николаевич, — улыбаются лейтенанту подполковники.

Красив лейтенант, высок, плечист. Ногти розовые, полированные. Лейтенанта в штабе только по имени-отчеству величают. Положение его завидное — адъютант начальника штаба армии. Если назвать его просто товарищем лейтенантом — это вроде как обидеть его. Поэтому — Константин Николаевич.

— Перемещения, — небрежно бросает Константин Николаевич.

Можно, конечно, сказать: "Начальник штаба требует к себе офицера по перемещениям с докладом об изменениях в группировке противника за прошлую ночь". Но можно и проще это сделать, как это Константин Николаевич делает: коротко, с легким презрением.

Я быстро собираю шифровки в папку. Адъютант генеральский чуть подобрел, даже улыбнулся:

— Не суетись под клиентом.

Подполковники адъютантской шутке зубы скалят. Суки штабные. За места теплые держитесь. А я этого терпеть не буду. Мне, кроме своих цепей, терять нечего.

— Не хами, лейтенант.

Лицо адъютанта вытянулось. Подполковники умолкли, на меня звериные взгляды уставили: дурак, выскочка, хам, как же ты с адъютантом разговариваешь! С Константином Николаевичем! Тут тебе не батальон. Тут штаб! Тут обстановку тонко чувствовать надо. Ты, деревенщина неотесанная, и на нас гнев накликаешь!

Выхожу из кабинета, генеральского адъютанта вперед себя не пропустив. И не пропущу никогда. Подумаешь, адъютантишко! Холуй генеральский. Ты солдата видел когда-нибудь на огневом рубеже? На стрельбище? Когда у него автомат с патронами, а у тебя только флажок красный в руке? Почувствовав оружие, идет солдат на мишени, мыслью терзается: а не врезать ли длинной очередью по командиру своему? За свою жизнь я каждого своего солдата десятки раз через огневой рубеж водил. И не раз видел сомнение в глазах солдатских: по фанерке садить или насладиться смертью настоящей? А ты, адъютантик, водил солдат через огневой рубеж? А видел ты их один на один в поле, в лесу, на морозе, в горах? А видел ты злобу солдатскую? А случалось тебе вдруг застать всю роту пьяной с боевым оружием? Ты, адъютант, на мягких коврах карьеру делаешь, и не рыпайся на Витю Суворова. Я терпел бы, если б ты капитаном был или хотя бы одного возраста со мной оказался. А ты же сопляк, мальчишка, как минимум на год младше меня.

В коридоре генеральский адъютант как бы нечаянно мне больно на ногу наступил. Я ждал выходки какой-нибудь и был готов к ней. Шел я чуть впереди адъютанта и чуть левее. И потому правым своим локтем двинул резко назад. В мягкое попал. Что-то в адъютанте булькнуло. Охнул он, ртом разинутым воздух хватает, изогнулся, к стенке привалился. Медленно разгибается адъютант. Выше он меня и в кости шире. Кисти рук огромные. Мячик баскетбольный той кистью, наверное, без труда держать можно. Но пузечко слабеньким оказалось. А может, просто не ожидал удара. Это ты, адъютант, дурака свалял. Удара всегда ожидать нужно. Каждое мгновение. Тогда и не будет такого сокрушительного эффекта.

Медленно адъютант выпрямляется, от моей руки взгляда не отрывает. А у меня два пальца рогаткой растопырены. Во всех странах этот жест викторию означает, победу то есть. А у нас этот жест означает другое: гляделки, сука, выколю!

Поднимается он медленно по стеночке, от растопыренных пальцев взгляд не отрывает. И понимает он, что его высокий покровитель ему сейчас не защита. Мы один на один, в пустом коридоре, как единоборцы на древнем поле боя, когда перед кровавой битвой от двух несметных армий выходили на середину только двое и бились друг с другом. Он выше меня и шире, но сейчас он понимает, что я простился с суетой жизни, и уже ничто, кроме победы, для меня не важно, и за победу я готов платить любую цену, даже собственную жизнь отдать готов. Он уже знает, что на любое его действие или даже слово я отвечу жутким ударом растопыренных пальцев в глаза и тут же вцеплюсь ему в глотку, чтобы уже никогда ее не отпустить.

Он, не моргая, медленно поднимает свои руки к горлу и, нащупав галстук, поправляет его.

— Начальник штаба ждет…

— Вас, — подсказываю я.

— Начальник штаба ждет вас.

Мне трудно возвращаться в этот мир. Я уже простился с ним перед смертельной звериной схваткой. Но он боя не принял. Я втягиваю воздух в себя и тру онемевшие от напряжения руки. Он не отрывает взгляда от моего лица. Мое лицо, видимо, изменилось, что-то говорит ему, что я его пока убивать не намерен. Я поворачиваюсь и иду по коридору. Он идет сзади. Я старший лейтенант, а ты еще только лейтенант, вот и топай следом.

5