Аквариумная любовь

Пока я доставала из кладовки запасной матрас, Ирена высунула голову из своей комнаты и, хитро улыбаясь, произнесла:

— Парень — класс! Десять балов! По крайней мере с виду.

— Зубы мелковаты, — отрезала я и взвалила матрас на плечо. Мне совершенно не хотелось поддерживать этот дурацкий разговор.

Мы лежали бок о бок, ужасно уставшие, но довольные. Со лба Йоуни медленно стекали капли пота.

— Сара?

Йоуни коснулся рукой моих волос.

— Что?

— Спокойной ночи.

Я тихо накрыла его руку своей.

— Спокойной ночи.

Часы в коридоре пробили два, затем три, а я все никак не могла уснуть. Внутри меня пульсировало робкое счастье.

Я смотрела в темноте на неподвижное лицо Йоуни, который все глубже и глубже погружался в сон. Во сне он пискнул пару раз, словно маленький озябший щенок, и теснее прижался ко мне.

3

Я даже не знала, чем он занимается. Я вообще ничего о нем не знала. «Вот дура, — в очередной раз подумала я. — Деревня. Раз уж спишь с человеком, так хотя бы узнай, где он работает».

— Йоуни?

Он спал, уткнувшись носом в подушку.

— Йоуни!

— А?

— Ты кем работаешь?

Он с трудом открыл глаза.

— Журналистом. То есть вообще-то я еще учусь. А что, уже утро?

— Угу.

Я вдруг смутилась. Одеяло сползло на пол, и я стыдливо натянула его на себя. Йоуни закрыл глаза.

— А ты?

— У меня пока нет профессии — так, подрабатываю официанткой в пиццерии. Но осенью пойду в университет. Буду изучать литературу.

— Ясно.

— Сколько тебе лет?

Он снова открыл глаза.

— Что за идиотский допрос?

— Ну сколько?

— Полных лет — тридцать. Место рождения — город Котка. Опасных заболеваний не обнаружено. Мать — зубной врач, отец — инженер. Учился хорошо. Будущий поэт. А который час?

Он схватил меня за запястье.

— Не знаю.

На кухне кто-то гремел посудой.

— И что же за стихи ты пишешь? — спросила я. Моя скованность все не проходила.

— Ну, японские пятистишия, к примеру, — ответил Йоуни. — Хочешь, прочитаю тебе свою лучшую танку? «Всю ночь» называется.

— Давай.

Всю ночь ел крабов,
Ел и ел всю ночь, и ты,
Ты тоже ела.
Всю ночь ты ела крабов.
Какая крабовая ночь.

Йоуни замер, задумчиво уставившись в стену. Потом вдруг громко расхохотался.

Он смеялся почти целую минуту, потом отпустил мое запястье и вытер выступившие на глазах слезы.

— Я хочу кофе, — сказал он.

У меня не было ни малейшего желания вести его вниз на кухню, чтобы там все таращились на него, как на восьмое чудо света, но Йоуни быстро вскочил и в одних боксерках заскакал вниз по лестнице. Я натянула на себя футболку и направилась за ним.

— Доброе утро, — пожелала я всем, кто был на кухне, и попыталась расчистить нам место за столом.

— Доброе утро, — ответили все в один голос, словно первоклашки, пялясь на нас как идиоты.

Ирена достала нам кружки.

— Твой любовник будет чай или кофе? — спросила она громко.

Йоуни улыбнулся:

— Кофе.

Ирена пристально посмотрела на него. Потом на меня.

— Не такие уж и мелкие у него зубы…

— Может, оставишь свои комментарии при себе? — попросила я.

Тут Йоуни засмеялся, и все уставились на его зубы.

Я собрала с пола постельное белье и повернулась к Йоуни, придав своему лицу как можно более беззаботное выражение:

— Ну, чем собираешься сегодня заняться?

— Тем же, чем и ты, — ответил Йоуни так, словно это было нечто само собой разумеющееся. — Что ты обычно делаешь по субботам?

— Ничего, — сказала я, пытаясь скрыть свою радость.

— Замечательно. Значит, будем ничего не делать.

— Обычно я валяюсь весь день на кровати и читаю.

— Будем валяться и читать. Причем одну книгу на двоих.

— Почти все мои книги дома, — обронила я, как бы невзначай. Наконец-то удалось это вставить к месту.

— Может, на выставку сходим? Говорят, в художественном музее Пюникки хорошая выставка современного искусства.

— Здорово, — сказала я.

Мы стояли перед здоровенной акварелью, на которой невозможно было что-либо разобрать, кроме раздробленной головы лошади, — все остальное было покрыто пятнами краски и водяными разводами. Впечатляет, ничего не скажешь.

— Довольно необычно, — сказал Йоуни.

— Угу, — промычала я, стараясь изобразить воодушевление.

Однажды я была на экскурсии в художественном музее Прадо, и когда осмотр подошел к концу, я выбежала на лестницу и разрыдалась. Я так ждала, что эти картины «произведут на меня впечатление», но, как я ни старалась, ни одна из них меня не тронула.

Взять хотя бы того же Боттичелли — народ на него так и ломился. И ведь было бы на что смотреть: пухлые ангелочки, мерзкие перекормленные детишки с крылышками. Мне аж дурно стало. А когда я представила себе, какой вокруг этих младенцев стоит запашок, меня вообще чуть не вырвало. Сложно представить себе что-нибудь более отвратительное, чем такой вот жирный херувимчик.

Йоуни поводил пальцем по моей шее.

— Давай потом зайдем куда-нибудь, купим хорошего вина, — предложил он.

Мы взяли три бутылки белого вина, а потом пошли на рынок и накупили всякой вкуснятины. Затем зашли в библиотеку, набрали там целый пакет книжек и газет и отправились к Йоуни.

Все было на удивление легко и просто.