Аквитанская львица

Тогда крестоносцы решили обойти город с другой стороны — поговаривали, что там стены слабее и взять их легче. Армия обошла Дамаск стороной и вышла с другой стороны гигантской крепости. Может быть, и слабее были здесь стены, но тут они сменили речку Барради и зеленые сады, полные фруктов, на каменистую пустошь.

А тем временем худшее предположение магистра тамплиеров Робера де Краона сбывалось. С покинутой стороны Дамаска в город вошли двадцать тысяч курдов и туркменов, посланных султанами Алеппо и Мосула. Отныне гарнизон столицы мог не только выдержать многомесячную осаду, но и делать сокрушительные боевые вылазки. А сколько еще могло появиться под стенами Дамаска мусульман — из других краев?

На пятый день осады в шатер Людовика Седьмого пожаловал его могущественный вассал — Жоффруа Анжуйский, прозванный Красивым. Вошел он в простом кафтане, препоясанный мечом, без головного убора. Говорили, что у графа побаливают пальцы ног — из-за этого он носил сапоги с чрезмерно свободными вытянутыми носами, так и стрелявшими вперед. Многие сеньоры графства Анжу подражали своему сюзерену и тоже носили сапоги с вытянутыми носами. Да и за пределами графства нашлись подражатели — в том числе и в Париже. Болезнь графа по иронии судьбы выливалась в моду.

На губах Жоффруа, изрядно захмелевшего, гуляла мрачная улыбка.

— По лагерю бродят недобрые слухи, государь, — садясь напротив короля, сказал Жоффруа.

— Какие именно, граф? — спросил Людовик.

— Недобрые, государь, — повторил тот. Он подался вперед. — Поговаривают, что наш юный король Иерусалимский Балдуин Третий, мой сводный братец, получил от дамасского халифа отступного в размере двухсот тысяч динаров. И вассалу его, барону Тивериадскому, досталось еще сто тысяч. И все для того, чтобы он охладил пыл императора Конрада, нашего главнокомандующего, и графа Фландрского, каковых считают главными задирами и забияками. Одним словом, чтобы все мы убрались от Дамаска подальше.

— Быть такого не может, — нахмурился Людовик. — Это жестокое обвинение.

— Я передал вам, государь, только то, что слышал. Но как бы там ни было, Дамаска нам не видать как собственных ушей. Мы все костьми ляжем, прежде чем войдем в город, — он попросил вина. Королевский паж немедленно поднес ему кубок, Жоффруа Красивый одним залпом опорожнил его. — Я, собственно, что хотел попросить у вас, государь…

— Слушаю вас, граф.

— Я прошу вас отпустить меня. Я присягал вам, как своему сюзерену, быть в этом походе с вами и не могу пренебречь словом, но я устал. И устали мои люди. Все давно уже поняли: эту войну мы проиграли. Наша армия растаяла, казна истощена. Надежда обогатиться за счет Дамаска провалилась. Я хочу снять с себя крест паломника и убраться как можно скорее домой.

Людовик опустил глаза. Упрямиться, убеждать графа, что дела обстоят иначе, но зачем? Жоффруа Красивый сказал ему то, в чем он боялся признаться самому себе. Удерживать графа силой, вернее, его же честным словом, а значит, ссориться с ним еще более глупо. Графство Анжу, соседнее Иль-де-Франсу, по территории было больше королевского домена, да и побогаче был Плантагенет своего сюзерена.

— Хорошо, граф, я отпускаю вас. Но прошу вас подождать еще одни сутки. Если завтра не будет предпринят настоящий штурм Дамаска всеми силами, я первый с вами возвращусь в Иерусалим.

Жоффруа усмехнулся:

— Штурма не будет, государь.

Он ушел, а Людовик, лежа на походной койке, долго еще не мог сомкнуть глаз. Неужели возвращаться в Европу вот таким — поверженным и жалким? Страшно…

Анжуец оказался прав — штурма и впрямь не было. На очередном военном совете под крышей большого шатра, который час за часом распаляло жаркое солнце Азии, юный король Балдуин говорил о чересчур сильном гарнизоне Дамаска, о необходимости длительной осады и взятии города измором. Конрад неожиданно, хоть и вяло, но поддержал юнца, и Людовик поверил в «недобрые слухи», о которых накануне поведал ему граф.

— А не получится ли так, что это дамасцы нас возьмут измором, а не мы их? — выслушав Балдуина, с усмешкой предположил Людовик Седьмой.

Он переглянулся с Жоффруа Анжуйским.

— Не ровен час, придет время, — вторя королю, добавил граф, — и за фруктами, которые поедаются воинами христовыми почище саранчи, крестоносцам придется обгладывать кору с плодовых деревьев!

Бароны недобро зашептались.

— И не стоит ли нам в таком случае возвратиться в Иерусалим? — предложил Людовик.

— А накопив силы, попытаться взять Аскалон? — с надеждой в голосе спросил Балдуин.

— Там будет видно, — сказал Людовик. — Но что скажет нам император Конрад?

Все взгляды обратились на временно выбранного главнокомандующего. Несчастливая звезда привела Конрада Третьего Гогенштауфена на Восток. И та же звезда уже выстилала своим призрачным светом дорогу императора домой. Но каким бы призрачным ни казался этот свет, среди кромешного мрака он был единственно верным.