Аквитанская львица

Зерно истины в словах королевы было. Тем более что император Византии умело манипулировал эмирами и султанами Святой земли — несмотря на молодость, Мануил Комнин слыл мудрейшим политиком своего времени. На таких императорах и держался Константинополь — иначе бы не прожить великой державе столько веков! Но суть истины крылась в другом. Алиеноре очень хотелось увидеть своего родного дядюшку Раймунда, как все говорили, копию покойного Гильома Десятого. Он был всего лишь на восемь лет старше Алиеноры. О его бурной жизни, полной авантюр, ходили легенды. Чего только стоило его восхождение на трон Антиохии — такая история ни одному сочинителю в голову не придет! А ведь когда-то, в Бордо и Пуатье, они вместе играли в благородных крестоносцев и злых сарацин. И это он, Раймунд, первый, кто учил ее драться на деревянных мечах и стрелять из лука. Воспользовавшись услугами норманна Рожера Второго Сицилийского, шанс встретиться с дорогим дядей заметно сокращался — на то была веская причина.

Алиенора вздохнула:

— И потом…

— Да, моя королева?

— Князь Антиохии — подданный Византии. Эдессы пока нет — она у проклятого Зенги. Антиохия — одно из трех государств, которое мы собираемся защищать. Связавшись с Рожером, мы станем и неприятелями Антиохии. Так благородно ли это? Я уже совсем не говорю о выгоде — Рожер вряд ли сможет помочь нам продовольствием на Святой земле.

Людовик задумался. Неожиданно лицо его просветлело.

— Ты — умница, — обнимая красавицу-жену, закивал он. — Почему мне первому не пришла эта мысль? Странно!

Совет длился с 16 по 18 февраля. В эти дни послам Рожера Второго Сицилийского был дан от ворот поворот. Они уезжали не просто раздосадованными, но обиженными до глубины души.

Светловолосый норманн с грубым шрамом на левой щеке, старший среди послов, почтительно остановил аббата Сугерия, когда тот выходил из дворца. Гости были наслышаны о влиянии аббата Сен-Дени на французского короля. Норманн запахнул подбитый мехом плащ, перехваченный золотой пряжкой на правом плече.

— Вашему государю, да хранит его Господь, еще предстоит узнать, что стоит лживое слово греков, — сказал представитель дипломатической миссии отцу Сугерию. — Греки мягко стелют, да спать жестко. Придет время, и Людовик Седьмой вспомнит о благородном короле Рожере Втором!

Но Сугерий только пожал плечами и вздохнул: ему что император Византии, что король Сицилии был один черт. Меньше всего аббату Сен-Дени хотелось видеть своего наставника-венценосца игрушкой в руках государей чужеземных стран, которые умело пользовались набожностью единоверцев, чтобы решать свои политические задачи.

Что до велеречивых греческих послов, то они повезли в Константинополь добрую весть — король Франции встал на сторону Византии.

3

Вихрь приготовлений к великому путешествию закружил и увлек Алиенору с головой. Воистину, это занятие оказалось ей по душе. Она была женщиной — красивой и сказочно богатой, да к тому же еще королевой — и потому хотела обустроить свою жизнь именно так, как полагается ее красоте и статусу. Крестовый поход, который она называла исключительно «путешествием», мог продлиться год и более. А значит, ее гардероб должен был сгодиться на все случаи жизни. Легкие шелковые платья — для лета, шубы и меха — на случай холодов. Воздушные покрывала должны уберечь от загара, десяткам пар обуви предстоит сохранить ножки королевы в любое время года.

И вот уже тащили слуги из углов дворца тяжеленные кованые сундуки, и камеристки паковали громоздкий гардероб, которого бы хватило на целую армию амазонок, а главный конюший и его помощники подсчитывали, сколько подвод понадобится для драгоценных тряпок королевы.

Алиенора была великолепной наездницей, может быть, лучшей в своем огромном королевстве, и жизни себе не представляла без седла.

— Я не Петр Пустынник[7] и не хочу предстать перед императором Византии на осле, — говорила она все тому же королевскому конюшему. — И не святой отец Сугерий, чтобы странствовать в деревянной клетушке на скрипучих колесах, глядя, точно арестант, в окошко. У меня будет своя конюшня, я хочу рысаков гнедых и белых, по десятку. И хочу, чтобы попоны у лошадей были богатыми, как и положено государыни, сменных седел побольше, и чтобы сбруя была золоченой!

— Да, ваше величество, — говорил первый конюший Франции.

Весна вступала в свои права — светлела вода в Сене, все больше лазури разливалось по небу над мрачноватыми башнями и крышами Парижа. И солнце золотом расцвечивало реку, взявшую в кольцо остров Сите и дворец короля.

— Ах, походная жизнь, — со вздохом делилась Алиенора с Петрониллой, — каждый божий день в дороге, мне придется завтракать, обедать и ужинать, как и во дворце. Но я привыкла, чтобы посуды было много. Я не монашенка из Фонтевро и не могу есть из одной лишь тарелки! А если мне захочется устроить пир? Даже самый небольшой. Только подумай! Сколько же посуды мне теперь нужно вести с собой!

И вот уже сенешаль королевского двора отдавал распоряжение за распоряжением: