Аквитанская львица

Пока Алиенора соблазняла аквитанскую знать принять участие в новом крестовом походе, Бернар Клервоский добрался до Германии. В это самое время там свирепствовал некий монах Рудольф, занимая умы жителей княжеств, тянувшихся вдоль берегов Рейна, одной навязчивой идеей. Монах проповедовал массовое избиение евреев и, надо сказать, находил живой отклик в сердцах германцев. Трепетавшим от страха евреям надо было молиться своему Богу за то, что Он послал им христианского проповедника. Понадобился весь авторитет аббата Клерво, включая его красноречие, чтобы отвлечь воинственных жителей Рейна от грядущих погромов.

— Король направляется в Шпейер, — в одном из немецких аббатств, во время ночлега, сказал Бернар своим ученикам и спутникам, — значит, и нам туда дорога. Да благословит нас Господь.

Пятидесятилетний Конрад Третий и впрямь направлялся в Шпейер — он созвал большой сейм, где хотел обсудить со своими баронами частные вопросы Священной Римской империи.

И тут как из-под земли возник Бернар Клервоский. Разумеется, великого человека немедленно позвали провести службу в кафедральном соборе Шпейера. Ради такого дела в этот день в соборе присутствовали король Конрад и его многочисленные вассалы. Неожиданно размеренная речь Бернара Клервоского оборвалась — он прервал службу и со всем пламенем, которое было в его сердце, заговорил о грядущем крестовом походе. Такого поступка от аббата Клерво не ожидал никто — да и никто не посмел бы позволить себе подобное. Он заговорил о Страшном суде, о том, что с каждого германского барона, включая самого короля, в день оный Господь спросит, где он был, когда французы шли в Святую землю на защиту христиан от злых сарацин.

Но еще большая неожиданность поджидала свидетелей этой сцены — у короля Конрада задрожал подбородок, и по его лицу потекли слезы.

— Я беру крест! — выкрикнул он, и голос его еще долго гулял под сводами храма. — Мой меч принадлежит Господу! Я иду с вами, святой отец!

Примеру короля немедленно последовали все его вассалы. Бернар решил закрепить успех и прошел по другим городам Германии. Воистину он нес с собой факел, которым стоило коснуться любой территории, и там тотчас вспыхивал пожар. Несколько раз, разбрасывая его учеников и стражу, с Бернара срывали одежду, чтобы сохранить хотя бы лоскуток с плеч святого человека. К чести Бернара надо сказать, что он стойко выдерживал подобную популярность.

Во Францию Бернар Клервоский вернулся абсолютным победителем. Мечта его юности — поднять весь христианский мир против неверных — сбывалась…

2

Но прошел без малого еще один год после проповеди на холмах Везеле, пока наконец крестовый поход не стал реальностью…

16 февраля 1147 года в городе Этампе по зову короля Людовика Седьмого собрались первые бароны Франции — будущие соратники своего сюзерена. Добрая весточка со Святой земли лишний раз сулила им удачу — Кровавый Зенги, палач Эдессы, пал от руки убийц, и его место занял Нуреддин, старший сын Зенги.

Баронам необходимо было выбрать маршрут, по которому крестовому воинству предстояло добраться до Святой земли. Варианта было два — идти морем или сушей. Первый предполагал сесть на корабли на юге Франции и отбыть к месту назначения. Но загвоздка состояла в том, что флотилии пока еще не было. Второй путь выходил длиннее. Надо было идти дорогой Готфрида Бульонского — через Венгрию и Болгарию в Византию. И уже там просить императора об услуге — переправить крестоносцев через Босфор в Малую Азию.

Еще до собрания в Этампе король Франции отправил послов к разным европейским государям, которым так или иначе предстояло столкнуться с крестоносцами. Получили письма и главные адресаты: император Византии Мануил Комнин и король Сицилии — норманн Рожер Второй. Эти двое ненавидели друг друга и уже давно воевали между собой. И византийцы, и сицилийцы слыли хитрецами. Короли франков никогда не доверяли грекам, не верили и норманнам, еще полтора века назад беспощадными набегами наводившим ужас на всю Европу.

Тем не менее, распря Константинополя и Сицилии сыграла на руку крестоносцам. Каждый из владык не просто предлагал, но навязывал свои услуги. Выгода была налицо: у кого окажется такой грозный союзник, как Людовик Седьмой Французский, тому нечего опасаться своих врагов.

Большинство баронов оказались на стороне Рожера. Во-первых, это был более легкий и короткий путь, а во-вторых, норманн являлся католиком. Но тут слово взяла Алиенора — и слово она взяла не в парадной зале дворца Сите, на Королевском совете, а в супружеской постели.

— Ах, милый, — сказала прекрасная Алиенора, — а мне сдается, что лучше нам идти через Константинополь.

— Но почему? — спросил удивленный Людовик.

Она пожала плечиками, с которых то и дело сползала шелковая рубашка.

— Видишь ли, император и король Рожер — враги. Сицилия не так сильна, чтобы в случае неприятностей помогать нам. Но, связавшись с Рожером, мы оставим у себя в тылу могущественного врага — Византию. А стоит ли это делать? И не лучше ли, чуть задержавшись в пути, приобрести сильного союзника?