Аль-Амин и аль-Мамун

— Ты ведь знаешь, как коварно поступил Харун ар-Рашид, убив Джафара, — начал свой рассказ Бехзад. — Но он не удовольствовался этим убийством и приказал разрубить тело пополам и выставить обе половины на двух багдадских мостах, а голову — на третьем. Два года их нещадно жгло солнце, пронизывал холод и хлестал дождь. Только после своей поездки в Рей, возвращаясь в Ракку, чтобы там обосноваться, эмир верующих проезжал Багдад и приказал снять останки Джафара и сжечь их. А я поручил моему слуге Сельману, еще когда голова была выставлена на мосту, раздобыть ее любым способом. С помощью денег Сельману удалось ублаготворить палача, и тот передал ему голову. Я хранил ее в этом ларце, пока не разыскал голову моего деда, и привез их сюда вместе.

Фатиму поразил рассказ сына. Она поцеловала Бехзада и сказала:

— Положи в ларец обе головы и кинжал, пока не настанет время обратить это оружие против наших врагов. С божьей помощью, ты победишь! Никому не рассказывай о том, что тебе стало известно. Наступит день, ты возьмешь этот кинжал и расправишься с врагами — отомстишь сыновьям убийцы за твоего деда. Но боже упаси тебя где-нибудь проговориться о своих планах!

— У меня нет другого желания, как отомстить за моего деда! — с жаром воскликнул Бехзад.

— Доведется ли мне увидеть тот день и утолить жажду мести! — вздохнула Фатима.

— Я верю, что ты доживешь до этого дня и сердце твое возрадуется.

— Сынок, держись общины хуррамитов, — добавила Фатима. — Ты можешь положиться на них — ведь они доверяют тебе и считают тебя своим другом, потому что ты мой воспитанник. Будь вместе с ними, пока ваши пути не разойдутся.

Глава 56. Письмо Сельмана

Солнце уже клонилось к закату, когда мать с сыном поднялись со своих мест и направились к столу, чтобы поужинать. Ночью Бехзад, он же Кайфер, как следует выспался и почувствовал новый прилив бодрости, словно дух Абу Муслима переселился в его тело. Хорошо знакомый с положением дел в Багдаде и к тому же не сомневаясь в том, что аль-Амин не способен управлять государством, он выжидал, когда халиф низложит своего брата. Тогда наступит подходящий момент для осуществления его, Бехзада, собственных целей. А это должно было случиться неминуемо, ибо он знал, что Сельману удалось разжечь в халифском сердце ненависть к аль-Мамуну.

Утром следующего дня Бехзад отправился навестить общину хуррамитов. В тот день у них была тайная сходка, но Бехзад ограничился свиданием лишь с их старейшинами. Он сообщил им о приготовлениях багдадских хуррамитов, жаждущих приблизить час общей победы. Затем они вместе обсудили, что необходимо сделать до наступления решительных действий. После этого Бехзад стал поджидать письма от Сельмана.

Тянулись дни и недели, а из Багдада так никаких вестей и не было. Бехзад не навещал аль-Фадля Ибн Сахля и потому не знал, что происходит в столице халифата. Но вот однажды перед домом его матери появился вооруженный человек верхом на верблюде. Это был гонец, привезший письмо. Он протянул его Бехзаду, и тот, увидав печать, понял, что написано оно Сельманом. Он сломал печать, развернул свиток и прочел следующее:

«От Сельмана, слуги хуррамитов, Бехзаду, главе хуррамитов и отважнейшему из них.

С тех пор как аль-Фадль Ибн ар-Рабиа вернулся из Ирака, нарушив тем самым присягу, данную им брату аль-Амина, его не покидает страх за свою жизнь. Единственной заботой его стало теперь желание избавиться от опасности, грозящей ему в том случае, если халифский престол перейдет к аль-Мамуну. Главный придворный прорицатель сумел склонить аль-Фадля к мысли о необходимости подговорить халифа, чтобы тот лишил аль-Мамуна права наследовать престол и сделал преемником сына своего, Мусу. С мнением прорицателя также согласен Ибн Махан, а этот чванливый старик пользуется у аль-Амина большим доверием. Несмотря на советы других сановников, халиф одобрил мнение визиря и начальника тайной службы. Он даже одарил Ибн Махана титулом наместника Хорасана и саном верховного священнослужителя, а в скором времени намеревается назначить его главнокомандующим халифским войском. В случае войны это назначение может оказаться роковым для эмира верующих, потому что Ибн Махан наделен небывалым тщеславием и непомерной гордыней. Утром сего дня мне стало известно, что аль-Амин предписал всем правителям областей поминать во время молитвы его сына Мусу как своего преемника. Я полагаю, что недалек день, когда халиф пошлет за аль-Мамуном в Хорасан и потребует, чтобы тот отказался от каких-либо прав на халифский престол. Как следует поступить — вам виднее. Мы здесь живем в мире и полном здравии».

Когда Бехзад дочитал письмо Сельмана до конца, радостное чувство того, что он уже совсем близок к желанной цели, стеснило его грудь. Он показал письмо матери.

— Сынок, грядет пора великих свершений, — торжественно произнесла Фатима. — Я не думаю, чтобы аль-Фадль Ибн Сахль не знал, как надлежит поступать в этих обстоятельствах. А если он не знает, то, может быть, знаешь ты?

— Мне хотелось бы узнать твое мнение, матушка.