Аль-Амин и аль-Мамун

Аль-Амин поставил на стол недопитый кубок и постарался принять самый благопристойный вид, какой только может быть у человека, сидящего в столь веселом обществе. Он сделал жест рукой в сторону евнухов и рабынь, и они тотчас исчезли. Заметив это, сотрапезники отпрянули от стола, шумная беседа внезапно оборвалась. Все притихли, боясь шелохнуться. На лицах появилось выражение учтивой скромности.

И вот в залу вошла Зейнаб. На ней было шелковое покрывало, плотно облегавшее стан, и платок с золотой каймой, который прикрывал большую часть лица. Ее живой взгляд выражал неподдельную искренность и чистоту ее души.

Детская невинность сразу привораживает людей своей чистотой, но присмотритесь к ней внимательнее, и вы поймете, что она может стать не только предметом почитания, но и живым назиданием. Моралисты же делают из этого вывод о том, что люди по своей природе привержены к добру, но пагубные влияния и мирские соблазны ожесточают их и толкают на всяческие злодеяния. Человек творит зло, чтобы защитить себя и свою собственность, и если внешне он недоброжелателен, то, заглянув поглубже в его душу, видишь, что это не что иное, как боязнь потерять свою независимость.

Дети — образец человеческой наивности и простодушия, им незнаком обман, неизвестна лесть и неведома ложь. Они говорят то, что думают, не скрывая своих мнений. Такой была и Зейнаб, воспитанница Дананир. Для своих лет она была хорошо начитанной, образованной девочкой. Она привыкла, что к ее мнению прислушиваются, несмотря на ее юный возраст. Когда солдаты уводили Маймуну, Зейнаб разрыдалась, потому что никто не обращал внимания на ее просьбы оставить ее гостью во дворце. Тогда она побежала за солдатами и вот теперь стояла перед своим дядей, плача от оскорбления и обиды.

Когда аль-Амин увидел Зейнаб, то, не в силах удержать радостной улыбки, поднялся со своего ложа, чтобы приветствовать племянницу. Сотрапезники халифа, все как один, встали из-за стола и почтительно склонили головы. Видя, что их присутствие здесь долее нежелательно, они, бросив на столе кувшины и недопитые чаши с вином, цветы и ветки базилика, поспешили оставить халифа наедине с племянницей. Свечи, горевшие по обеим сторонам залы, как бы подчеркивали царивший вокруг беспорядок — опрокинутые чаши, валявшиеся где попало недоеденные фрукты, измятые лепестки цветов. И чего не дал бы аль-Амин, только чтобы свечи эти потухли разом и скрыли свидетельства его позора.

Зейнаб подбежала к дяде и с плачем бросилась к нему на грудь. Он крепко обнял ее и поцеловал.

— Что с тобой стряслось, моя девочка?

Зейнаб сразу же уловила запах вина, исходивший от халифа, и с удивлением стала озираться по сторонам.

— Да что же с тобой, дорогая Хабиба? Что привело тебя ко мне? — спросил аль-Амин, стараясь предупредить ее расспросы. — Почему ты не на женской половине?

— Я уже была там, но мне захотелось повидаться с тобой. Я не знала, что ты обедаешь в такой час.

Аль-Амин обрадовался тому, что она приняла эту пирушку за обычную трапезу.

— У тебя ко мне какое-нибудь дело?

— Да, я пришла по делу, и очень важному. А где Дананир? — и Зейнаб повернулась к дверям. — Она тебе все расскажет.

Аль-Амин смотрел на нее и терялся в догадках. Что же все-таки заставило Зейнаб прийти к нему? Маловероятно, чтобы до нее дошли какие-либо подробности о его кознях по отношению к ее отцу.

— Воспитательница сопровождала тебя?

— Да… Но она не хотела, чтобы я без спросу шла к тебе, и осталась на женской половине.

Она еще раз окинула взором всю залу и искренне изумилась:

— Дядюшка, я вижу, что все эти блюда и напитки на твоем столе совсем не такие, что подаются в нашем доме.

Хотя эти слова были сказаны без всякой задней мысли, самолюбие аль-Амина было задето, потому что в них содержался явный укор.

— Просто сегодня вечером ко мне пришли гости, — попытался он оправдаться. — Давай-ка лучше перейдем на женскую половину.

Эмиру верующих не терпелось оставить приемную залу, чтобы более не выслушивать подобных замечаний. Он поднялся, взял девочку за руку и провел ее в покой, сплошь устланный коврами и подушками, на женской половине дворца. Здесь не было ни души. Аль-Амин усадил Зейнаб напротив себя, затем хлопнул в ладоши и приказал вбежавшему слуге:

— Позови сюда воспитательницу Дананир, — ему хотелось как можно скорее узнать подробности столь неожиданного прихода Зейнаб.

Вскоре появилась Дананир. На ней было покрывало, скрывавшее ее с головы до ног. Потупив взор, она приблизилась к аль-Амину, чтобы поцеловать ему руку, а затем почтительно отступила.

— Дананир, расскажи мне, что привело вас во дворец?

— Я очень сожалею, что мы потревожили эмира верующих и испортили ему сегодняшний вечер, но моя госпожа Умм Хабиба хотела прийти непременно сегодня, и я никак не могла ей помешать.

— Так… далее!

— Разве эмир верующих не посылал во дворец гонца за нашей гостьей?

— Какую гостью ты имеешь в виду?

— Нашу гостью Маймуну.

— Я ничего не понимаю. Выражайся яснее!

Теперь Дананир убедилась, что приезд гонца и арест Маймуны дело рук лишь одного визиря аль-Фадля.