Через пять дней после этого происшествия, 13 ноября, Капоне, отсидевший в Терминале только десять месяцев вместо года, готовился выйти на свободу, заслуженную примерным поведением, чтобы продолжить лечение. (Поскольку официально срок его заключения истекал только в мае 1942 года, Алю поставили ультиматум: либо тюрьма, либо больница). Чтобы обмануть журналистов, собравшихся на вокзале в Лос-Анджелесе, его отвезли в Сан-Бернардино и там посадили в поезд, шедший на восток, но не через Чикаго (власти всё ещё опасались, что там Капоне могут отбить и похитить), а через Сент-Луис; из Гаррисберга, штат Пенсильвания, его на автомобиле доставили в Льюисберг, в Северо-Восточную федеральную тюрьму, где оформили все бумаги и поставили все печати.
По иронии судьбы в тот самый год, когда Капоне вышел из тюрьмы, Джон Торрио сел на два года — и тоже за неуплату подоходного налога. После отмены «сухого закона» Лис имел долю в нескольких легальных предприятиях, в том числе в компании, торговавшей спиртным, и в залоговом агентстве, которым он владел на пару с Голландцем Шульцем. Шульцу тоже предъявили обвинение в неуплате налогов; он попросил у синдиката разрешения убрать прокурора Дьюи, но ему запретили. Шульц всё-таки устроил покушение на прокурора, за что его и замочили свои же в 1935 году. После этого Торрио решил уехать куда-нибудь подальше, например в Бразилию, но когда пришёл получать паспорт, его арестовали. Он признал себя виновным в неуплате восьмидесяти шести тысяч долларов подоходного налога и получил срок. Его жена Анна только тогда узнала, что её муж, «мистер Лэнгли», не совсем добропорядочный бизнесмен. Торрио пообещал ей больше не делать ничего, что сможет её огорчить...
Но вернёмся к Капоне. Вечерняя газета «Ивнинг ньюс» из Гаррисберга писала 17 ноября:
«Один журналист из Чикаго, который проследовал за бывшим главарём чикагской банды через весь континент, сообщает дополнительные факты. Аль “Лицо со шрамом” путешествует с двумя агентами ФБР и врачом; выглядит он совершенно здоровым и бодрым; его вывезли в Льюисберг на автомобиле коменданта Генри Хилла, причём сам комендант сидел за рулём.
По словам акулы пера, Капоне, сойдя с поезда, хотел что-то сказать, но агенты ФБР не дали ему этого сделать; один из них сбил с ног фотографа. Когда журналист сообщил, что он из Чикаго, Капоне это явно заинтересовало, а выйдя из поезда, он сказал: “Значит, это Гаррисберг!”
Присутствие Капоне в поезде держали в строжайшей тайне. Бывшего гангстера выводили в другое зарезервированное купе, если приходили проводники, чтобы принести ему еду или застелить постель на ночь».
В тюрьму Льюисберга Капоне вошёл через главный вход, а вышел в задние ворота; его посадили в машину с несколькими вооружёнными охранниками и доставили на шоссе близ Геттисберга, где уже дожидались Мэй и Ральф в собственном автомобиле. Всё путешествие заняло три дня. Как только Аль занял место на заднем сиденье рядом со счастливой женой, машина рванула вперёд, взяв курс на Мэриленд.
Капоне решили показать доктору Джозефу Муру — крупному специалисту по лечению нейросифилиса. Тот не обрадовался и предварительно навёл справки в Федеральном бюро тюрем: кто будет выплачивать ему гонорар? Новый директор Джеймс Беннетт посоветовал быть осмотрительнее: власти так и не нашли у пациента никакого имущества, какое можно было бы конфисковать и продать для покрытия расходов, все вопросы — к родственникам. Мэй и Ральф заверили доктора, что счета будут оплачены. Слово Капоне! Этому можно было верить. Мур имел право помещать своих пациентов в престижный госпиталь Джона Хопкинса в Балтиморе, но это учреждение отказалось принять Капоне: только бандитов нам здесь не хватало! В итоге жена и брат отвезли его в больницу «Юнион мемориал» в том же городе. «Лицу со шрамом» отвели палату на пятом этаже, откуда можно было попасть в двухкомнатный номер для гостей, который снимала Мэй за 20 долларов в день: в одной комнате жила она сама, в другой — один из братьев Аля. А ещё она арендовала большой кирпичный дом в георгианском стиле на тихой улочке; там расположилась свекровь.