Покушение всё же состоялось — только на его заместителя. 12 января 1925 года Аль Капоне успел выйти из машины и войти в ресторан, где собирался пообедать, за секунду до того, как Вейсс и Моран, проезжая мимо, изрешетили пулями его автомобиль (самый распространённый приём бандитских «ликвидаций»). «В стрельбе вчера утром на углу 55-й и Стейт-стрит, — писала газета «Чикаго трибюн» 13 января, — полиция видит покушение на убийство Брауна, который уступает только Джону Торрио в алкогольной и игровой индустрии. Есть подозрения, что это покушение — месть за убийство Дина О’Бэниона. По автомобилю, которым управлял Бартон, было сделано тридцать выстрелов, но Браун в тот момент не находился в машине. Одна пуля пробила пальто Бартона, пиджак и нижнее бельё, просто оцарапав тело. Автомобиль принадлежал Ральфу Брауну, брату Аля, но считалось, что в машине находится стрелок по прозвищу “Лицо со шрамом”». Аль упал на пол в ресторане и только поэтому пять дней спустя смог отпраздновать свой 26-й день рождения.
«Папа Джонни» решил, что гроза пронеслась — «нордсайдеры» выпустили пар, — и неосмотрительно вернулся, тем более что у них с женой намечалось небольшое семейное торжество. 24 января, когда они с полными руками пакетов и коробок возвращались домой из похода по магазинам, из темноты выехал чёрный седан, оттуда выскочили Хайми Вейсс и Багз Моран и открыли стрельбу. Шофёр Торрио был ранен, сам Джон упал с пробитой пулями грудью, Анна лежала ничком, закрыв голову руками, и вопила. Моран встал над Торрио и собирался сделать контрольный выстрел в голову, но его револьвер 45-го калибра дал осечку (или кончились патроны). Движение на улице было довольно оживлённым, того и гляди заявятся копы или, ещё хуже, кто-нибудь из «саутсайдеров», поэтому «нордсайдеры» свалили, решив: «сдохнет и так». Но Торрио не сдох — его вовремя доставили в больницу, где он провёл целый месяц. Он не назвал полиции имена нападавших, хотя узнал их.
Капоне снова вызвали на допрос как свидетеля. На сей раз в протоколе проставили имя Альфонс Капони, адрес — Прери-авеню, 7244, род занятий — торговец антикварной мебелью. Название магазина не указано, но Аль назвал своего «партнёра»: Сол Ван Прааг — судя по всему, вымышленное имя, первое, какое пришло ему в голову. Потом он рассказал, что приехал в Чикаго пять лет назад из Бруклина, где занимался «разрезанием бумаги и кожи», а Торрио знает всего три года: они познакомились в Чикаго на бегах, потом снова встретились на боксе во время боя Бенни Леонарда, чемпиона мира в лёгком весе. Его стали расспрашивать о других гангстерах. Про братьев Костелло Аль сказал, что знает только Фрэнка — их представили друг другу в ресторане на Бродвее; про Джейка Гузика — что лично не знаком, но знает в лицо; про братьев Дженна, Майка Мерло, Хайми Вейсса, Винсента Друччи — что не слыхал про таких. Себя же он представил честным бизнесменом и отцом семейства, который по воскресеньям всегда обедает в семейном кругу, а по понедельникам, когда его магазин закрыт, навещает соседей и ходит за покупками. Про то, что в Торрио стреляли, он слышал краем уха. Это ведь случилось во вторник, так? В субботу? Вы уверены? Просто он шёл за билетами в театр на пьесу «Белый груз», заскочил по дороге в сигарную лавку Аля Блума, а там все только об этом и говорили. Тогда он позвонил в больницу и навестил Торрио в палате; он уже огурцом, поправляется. Говорили ли они по-итальянски? Да какое там! Еле дышит, бедняга. Сказал ли Торрио, кто были нападавшие? Нет, не сказал. Знает ли это сам Капоне? Нет, откуда? А если бы знал — сказал? «Я слишком дорожу своей жизнью, чтобы сказать, даже если бы знал».
На самом деле Аль Капоне целый месяц спал по ночам на кушетке, поставленной рядом с койкой Торрио, держа под рукой два заряженных револьвера, а у дверей палаты круглосуточно дежурили вооружённые люди. Когда Лиса выписали, то отвезли не домой, а прямиком в зал суда. Его приговорили к девяти месяцам тюрьмы за управление пивоварней. Этот «подарок» от покойного О’Бэниона оказался очень кстати: теперь Торрио охраняло государство, а Аль мог заняться текущими делами. Тюремный режим был не очень строгим: жена Торрио обставила его камеру с большим вкусом, чтобы было не стыдно принимать посетителей; он хорошо питался, а для разнообразия ходил в гости к шерифу.