Alabama Song

Скотт в Нью-Йорке, откуда уже несколько месяцев шлет мне пламенные и одновременно странные письма. То он умоляет меня выйти за него замуж; то вдруг неделю спустя заявляет, что брак — ярмо, которое поставит крест на его карьере писателя. Оттуда, из сияющего яркими огнями города, я, должно быть, кажусь ему деревенщиной, плохо образованной и непохожей на напомаженных кольдкремом и затянутых в сатиновые одежды философствующих дев — девушек мечты с томным, подкрашенным синей краской взглядом, пугающих мужчин своими длинными мундштуками с золотыми или серебряными наконечниками, которые они сжимают краешками накрашенных губ.

Вернется, не вернется? Я стараюсь жить так, словно не жду его. Все вечера я выезжаю, но теперь, когда войска ушли, предместья опустели и ночи в Монтгомери похожи на все скучные провинциальные ночи.

Отец подыскал мне идеального жениха — несомненно, именно о таком зяте он всегда и мечтал: похожем на его воображаемого сына — моего умершего брата — и уж точно абсолютно не похожем на некоего молодого человека, чьи познания в политике сводились к нулю и чьим единственным призванием было писательское ремесло, всегда избегавшим судью и сенатора Энтони Сейра, главу нашего семейства.

Как послушная дочь, я встретилась с ним, этим мальчиком, претендовавшим на право купить меня, первым заместителем прокурора, которому предсказывали головокружительную карьеру: он бесцветен, тщедушен, больше смахивает на мученика, чем на инквизитора, и, руку даю на отсечение, — каждый вечер, в тот сладостный час, когда нормальные человеческие существа, живые люди, пьют алкоголь в тени веранд, готовясь усесться за игорный стол, этот тщедушный парень, как и мой отец, приступает к водным процедурам.

— Гм! Сегодня вечером футбола не будет! — прокомментировала матушка, целуя меня, намекая на мое летнее увлечение чемпионом Южной лиги Фрэнсисом Стаббзом. Этим Минни хотела сказать, что только она может полностью меня понять.

Минни стала моей поверенной во всех делах и так хорошо вжилась в эту роль (властвуя надо мной), что удерживалась от возможности выдать мои тайны Судье. Быть в курсе для нее означало действительно обладать властью.

Нет, речь шла не только о великолепной глотке и адской заднице сезонного футболиста: Минни не преминула уточнить (бросив один из тех двусмысленных взглядов, полных тумана, коротко хихикнув и демонстрируя всем своим телом истому), что она сожалеет, что вышла замуж за моего отца. Для нас, ее дочерей, это не является тайной: Минни мечтала стать актрисой и поэтессой. До сих пор ей нравится играть роль кукловода, дергая меня за веревочки и демонстрируя костюмы из крепированной бумаги. Когда-то давным-давно в «Монтгомери кристиан ревью» опубликовали ее буколические оды. Помню мы, милые маленькие девочки, смеялись, закрывая личики руками в белых перчатках.

Рискну ли я повиноваться матушкиным грезам? Воплотить те чаяния, которые не удалось воплотить ей? Я дала себе слово, что выйду замуж по зову сердца. И при этом я любила футбол. Мне нравилось носиться с мальчишками, карабкаться на деревья и бегать по стенам недостроенных зданий. И вот однажды белобрысый парнишка отвез меня в «Кантри клаб»; следуя наставлениям моего отца, он ехал медленно, и я не должна была пить, равно как и танцевать неприличные танцы. Он удручающе медленно вел машину, у которой даже не было откидного верха. «Быстрее, быстрее!» — торопила я. Парнишка что-то бормотал, краснел, но не прибавлял газу. В клубе я встретила Реда, отправлявшегося развлекаться вместе со студентами братства «Зета Сигма» в Оберне. «3. С.» была создана два года назад в мою честь пятью футболистами, двое из которых стали чемпионами Национальной лиги. Я упросила его взять меня с собой. Карман его куртки был оттопырен, и я угадала, что там лежит фляга с джином, которую я осушила одним глотком. С первыми звуками регтайма я бросилась танцевать как одержимая, платье едва прикрывало до середины мои бедра и выставляло напоказ мою нижнюю юбку, а быть может, и еще что-нибудь. Побагровев, молодой человек исчез в направлении курительной комнаты.

Перед тем как ехать в Оберн, Ред предложил покататься.

— Ну, давай же, не будь глупой, мы всего лишь немного пообжимаемся.

И он свернул на маленькую извилистую дорогу, поднимавшуюся к водоему, съехал под дерево, и там — даже нет необходимости подробно это описывать — его кулак просто оказался у меня между бедер; Ред действовал им как хирургическим крючком.

— Ну, давай же, бог мой, хотя бы сдвинь юбку, я ведь знаю, что ты делала это с Шоном.

Я ответила:

— Ред, я не хочу, поедем танцевать, и пока мы снова не найдем виски или водку, можешь убрать свою руку. Ред.

— Хотя бы поцелуй меня, ладно? — взмолился парень.