– Слушай, ты не помнишь, сколько тут вчера было…
– Не помню, – отрезала она и сгинула вновь.
Глава семейства попытался раскрыть книгу на том самом месте, но ничего похожего на давешний текст не обнаружил. Толкин как Толкин. Полистал, закрыл, поставил на место. Так сколько было книжек: одна или две? В глазах, что ли, вчера от усталости задвоилось? Оглядел комнату. Нигде ничего. Здоровенный томина – куда такой спрячешь? Не в школу же он его с собой унёс…
Машинально сжевал завтрак и, прихватив флешку, отправился в редакцию, где имелся цветной большеформатный принтер – как раз то, что нужно.
Замредактора Веня, отличавшийся от киношного Голлума разве что наличием очков да костюмчика и носивший по этой причине прозвище Моя Прелесть, вскинул испуганные водянистые глаза на вошедшего репортёра. Протянул навстречу какой-то листок и лишь потом поздоровался.
– Привет, – отозвался Славик, принимая бумагу. – Тебя вчера к игротеху таскали?
Очкастый Голлум закручинился:
– Да, таскали…
– Отбился?
– Да ну… Разве от них отобьёшься! Вперёд и с песнями…
Славик сел за свой стол и взглянул на полученный документ. Удивительно, но это было… письмо. Бумажное. И не официальное какое-нибудь послание, а именно письмо – на двух тетрадных листках. Ещё и от руки начертанное. Давненько не созерцал и не осязал Славик ничего подобного.
Ну-ка, ну-ка…
«Уважаемая редакция, напечатайте это письмо!»
Хорошее начало. Многообещающее…
«Отвечаю авторам статьи про подпольную читалку. Которую не могут поймать. Я знаю, кто это делает. Он 1-го февраля…»
Славик мотнул головой и вновь углубился в дебри крупного корявого почерка.
«Он 1-го февраля позапрошлого года подкинул мне на веранду запрещёнку и чем-то побрызгал. И я заболела. Полтора месяца лежала. Было удушье. Ко мне девочка ходила помогала. А он Любочку отсадил и сам ходил под её именем. Этот человек сам говорит мне об этом. Чего напустит. Понятно вам. А недавно ходил тайно и сидел под столом…»
– Веня, что это?! – вскричал Славик.
– Сам не видишь? – уныло отозвался тот. – Отклик читателя…
«…Брал ножи со стола, но боялся собак, и собаки открыли мне, что он прячется под столом. Он бандит. Сидел 7 лет. Ему под 80 лет. Он живёт под чужой фамилией. Я не знаю её. Он раньше был знаком мне в молодости. Он печатал запрещёнку. Теперь переплетает. Но фамилия была у него другая. Я сижу на замках. Это потому, что я не пошла за него замуж…»
– И что мне с этим делать? Явно ж вольтанулась старушка!
– Подготовь ответ. Опубликуем.
– Ты что, тоже сдвинулся? Какой тут может быть ответ?
– Н-ну… примерно так… – Голлумоподобный замредактора возвёл глаза к потолку. – «Дорогие читатели… Мы высоко ценим ваше рвение и тем не менее вынуждены вам напомнить, что в Республике Гоблино запрещённой литературы нет и быть не может. Что же касается литературы, непригодной для использования в ролевых играх (так правильно звучит этот термин), то хранение её на дому законом не преследуется…» В-вот… что-то в этом роде…
– Да, но… С чего вдруг?
Голлум Веня вновь погрустнел.
– Да понимаешь, – с горечью сказал он. – Донос за доносом по электронке – как прорвало… За кого нас вообще держат? В конвертах уже присылать стали… Вот народ! Думают: раз вывели классику из школьной программы – значит запретили… Ну а раз запретили, значит… сам видишь…
Да уж. Без того, чтобы сообщить куда следует, у нас никак. В девятнадцатом веке на неверующих стучали, в двадцатом – на верующих, в двадцать первом – опять на неверующих… При Кирдыке норовили уличить в причастности к ролевым играм, при Шкарятине – в непричастности…
До полудня Славик подготовил ответ читателям, добил пару материалов, вывел на цветном принтере шесть составных будущей «Страны Хоббитании» и, свернув листы в трубку, известил замредактора, что либо появится после обеда, либо позже к вечеру. Веня не возражал. И правильно. Помни, помни, Моя Прелесть, что у нас ещё впереди полигон…
Время для визита в школу Славик подгадал на удивление неудачно – как раз к началу урока. Постоял у двери, чуть приоткрыл, поглядел, послушал. Классная руководительница Нинель Васильевна, вскинув личико, сидела за столом, очень похожая на Иванушку-дурачка: кудёрышки цвета пакли, восторженно распахнутые голубенькие глазки и алый рот до ушей. С таким видом она обычно внимала начальству или, как сегодня, почётным гостям. Сам почётный гость (горбатенький, подслеповатый, с полурыжей-полуседой шкиперской бородкой) пританцовывал у стола и, потрясая ручонками, взахлёб рассказывал юному поколению о тех романтических временах, когда ролевое движение только ещё зарождалось.
– Никогда! – восклицал он с пафосом. – Никогда у нас не было дедовщины! Уважение к олдовым – да, было! Но дедовщины – ни-ко-гда!..
– Что это вы в щёлку подглядываете? – послышался за спиной строгий женский голос. Впрочем, тут же смягчился, снизошёл до насмешливости: – А-а-а, Славик… Как опаздывал всегда, так до сих пор и опаздываешь?