Алая буква

И те же мрачные мысли вызывала у нее женская судьба вообще. В чем смысл существования женщины, даже самой счастливой? Есть ли в этой жизни ценность? Для самой себя и собственной своей жизни Эстер давно уже решила этот вопрос, ответив на него отрицательно. Склонность размышлять может приносить женщине, как и мужчине, покой, вызывая смирение, но эта же склонность повергает женщин в уныние. Быть может, они чувствуют себя слишком слабыми для выполнения стоящей перед ними задачи. Ведь в качестве первого шага следовало бы разрушить все общественное устройство и в корне переделать его. Затем надо заняться изменением самой природы противоположного пола, искоренить наследственные, ставшие уже сущностными привычки мужчин, чтобы женщина могла по справедливости занять в обществе достойное место. И наконец, даже если все прочие трудности будут преодолены, женщина не сможет воспользоваться плодами этих изменений, если сама не изменится еще более радикально, отчего, возможно, улетучится та эфемерная сущность, в которой и заключается ее подлинная жизнь. Никаким напряжением умственных сил и никакими упражнениями ума женщине этих задач не решить. Если и можно ей их решить, то только одним способом – предпочтя разуму голос сердца. Как только это произойдет, проблемы улетучатся. А пока Эстер Принн, чье сердце утратило способность биться ровно и размеренно, блуждала в темном лабиринте мыслей, не имея к ним ключа, не зная, куда ступить, то в ужасе шарахаясь от разверзшейся перед ней пропасти, то пятясь при виде трещины в скале. Временами в душу ей даже боязливо закрадывалось сомнение, не лучше ли сразу отправить Перл на небо, предав свое будущее воле Предвечного судии.

Видно, не выполнила своего назначения алая буква.

Однако теперь, после встречи с преподобным мистером Димсдейлом в ночь странного его бдения, мысли ее потекли по иному руслу и сосредоточились на цели, достижение которой было достойно, как казалось, всех ее усилий и жертв. Она стала свидетельницей мучительной борьбы, которую вел, а вернее будет сказать, перестал вести священник. Она видела, что он находится на грани безумия, а возможно, уже и перешел эту грань. Было несомненно, что какой бы болезненной и стойкой ни была рана бесконечного и тайного его раскаяния, яду туда еще и подливала рука, обещавшая облегчить его боль. Тайный враг под видом друга и помощника не оставлял и постоянно оказывался рядом, не упуская возможности вмешаться, едва деликатный священник давал ему для этого малейший повод. Эстер не могла не задаваться вопросом, нет ли ее вины в том, что священник оказался в ситуации, не предвещавшей ему ничего, кроме зла, и не из-за ее ли трусости, лживости, предательства это случилось. Единственным оправданием ей могло служить то, что не сумела она увидеть иного способа спасти священника, избавив от черного позора, который обрушился на нее саму, кроме как согласиться на план Роджера Чиллингворта и скрывать его имя. Поэтому она и сделала выбор, который, как теперь оказалось, был самым худшим из всех. И она решила исправить свою ошибку, насколько это было еще возможно. Закаленная годами тяжких и безжалостных испытаний, она чувствовала теперь в себе силы противостоять Роджеру Чиллингворту, не спасовать перед ним, как в ту ночь, когда она, задавленная своим грехом, в полубезумии от только что обрушившегося на нее позора, говорила с ним в тюремной камере. Теперь, пройдя трудный путь, она выросла и словно стала выше. Старик же, напротив, как бы уменьшился ростом, став с ней вровень, а может, и ниже, опустившись до низкой мести.

Итак, Эстер Принн приняла решение встретиться с бывшим своим мужем и сделать все возможное для спасения жертвы, ухватив которую, он, по-видимому, держал крепко и не собирался выпускать из рук. Долго искать случая не пришлось. Однажды, гуляя с Перл в безлюдной части полуострова, она заметила старого доктора. Держа в одной руке корзину, а в другой – посох, он бродил, то и дело склоняясь к земле в поисках корней и трав для лечебных своих снадобий.

Глава 14 Эстер и доктор

Эстер велела Перл спуститься к воде и поиграть там с ракушками и морскими водорослями, пока она побеседует вон с тем дядей, что собирает травки. Ребенок тут же упорхнул, как птичка, и, разувшись, стал топотать белыми ножками по кромке прибоя. Время от времени Перл останавливалась и с любопытством заглядывала в лужицы, оставленные на песке отливом, ища в зеркале воды свое отражение. Из воды на нее глядело обрамленное темными кудрями личико маленькой девочки, глядело и улыбалось шаловливой улыбкой эльфа. Не имевшей подружек Перл захотелось взять ее за руку и предложить побегать с ней наперегонки. Но призрачная девочка в свой черед кивнула ей, как бы говоря: «Здесь у меня лучше! Прыгай сюда ко мне, в воду!» И Перл, ступив в лужицу и войдя в воду по колено, увидела там на дне собственные свои белые ножки, а ниже, откуда-то из самой глуби, поднимались и кружились, посверкивая осколками, остатки разбитой вдребезги улыбки.

Между тем мать Перл окликнула доктора: