Алая буква

К тому же не оставалось незамеченным и то, что, не прося для себя ничего из мирских благ, кроме как права дышать и зарабатывать на хлеб для себя и маленькой Перл усердием рук своих, Эстер спешила оказать сестринскую помощь всем, кому могла быть от этого польза. Никто с такой готовностью, как она, не откликался на просьбу о милостыни, даже если ожесточивший сердце свое нищий вместо благодарности за еду, регулярно приносимую к его порогу, или платье, сшитое руками, достойными обшивать монарха, кидал ей издевательскую злую шутку. Когда в город прокралась чума, никто не проявлял такой самоотверженности, как это делала Эстер. Где бы ни случалась беда – общая или с отдельным человеком, первой являлась эта отщепенка, являлась и была на месте. Она приходила не гостьей, а по праву близкого человека в дом, омраченный несчастьем, как будто угрюмый сумрак и есть та единственная среда, в которой ей пристало общаться с соплеменниками. И в этом сумраке мерцала вышитая буква, даря покой и уют своим нездешним светом. И хоть повсюду ее считали знаком греха, она превращалась в луч света возле постели страдальца. И свет этот озарял даже муки и, преодолевая грань времени, страдалец знал, куда направить путь, и летел туда, где меркнул земной свет, а другой, будущий, уже сиял вдали. Что бы ни случилось, натура Эстер проявлялась во всей своей теплой щедрости; она была неисчерпаемым источником нежности к каждому страждущему, неутомимо даря ее даже самым неуступчивым. Ее отмеченная позорным знаком грудь служила самой мягкой подушкой для головы, жаждущей прислониться. Эстер сама себя назначила сестрой милосердия, или же, вернее будет сказать, назначила ее на эту должность тяжелая рука окружения, когда ни она, ни мир вокруг об этом и не думали. И буква стала символом ее предназначения. С такой готовностью дарила она помощь, так неутомима была в служении людям, что многие отказывались признавать в букве «А» ее первоначальный смысл. Они считали, что «А» означает able (сильная, умелая) – такая сила исходила от Эстер Принн.

Но оставалась она в домах, лишь пока в них было от горя темно. Едва дома эти озарялись солнцем, она исчезала и тень ее таяла за порогом. Такой нужный и необходимый близкий человек уходил, даже не оборачиваясь и не ожидая благодарности тех, кому она так ревностно служила и чье сердце, может быть, было полно благодарности. Встречая их на улице, она не поднимала головы и не отвечала на приветствия. Если же они решались ее окликнуть, она указывала пальцем на алую букву и проходила мимо. Это могло быть и гордыней, но столь похожа она была на униженность и смирение, что отношение к ней общества постепенно смягчилось. По своему характеру общество деспотично и способно наотрез отказывать в простой справедливости там, где справедливости этой требуют как своего законного права, но также часто оно может даровать и нечто большее, нежели простая справедливость, когда просят так, как любят деспоты, взывая о милости. Видя в поведении Эстер Принн именно такого рода просьбу, общество склонялось к тому, чтобы проявить к бывшей своей жертве бо́льшую благосклонность, чем она надеялась снискать или, может быть, даже заслуживала.

Законодатели, а также умудренные учением мужи признали влияние добродетелей Эстер позже, нежели все другие. Предрассудки, которые они разделяли с последними, подкреплялись и усиливались в них железной логикой разума, что делало эти предрассудки устойчивее и въедливее. Однако и у них день ото дня все заметнее разглаживались суровые морщины и выражение неподкупной строгости на лицах со временем обещало смениться чуть ли не благосклонностью. Но это относилось к видным деятелям общины, которых само их положение обязывало стоять на страже общественной нравственности. В частной же своей жизни люди совершенно простили Эстер Принн ее слабость, нет, больше того: они увидели в алой букве не напоминание о единственном ее грехе, за который она так долго и тягостно расплачивается, а знак, говорящий о многочисленных добрых ее деяниях. «Видите вон ту женщину, отмеченную вышитым знаком? Это наша Эстер, наша городская знаменитость, которая так добра к беднякам, так помогает недужным, так облегчает жизнь калекам и убогим!» Правда, по извечной человеческой склонности видеть дурное и горячо осуждать его в других они шептались об ужасном произошедшем некогда скандале. Но те же самые люди относились к алой букве на груди Эстер, как к кресту на груди монахини. В их глазах он наделял Эстер своего рода святостью, оберегая ее от всякого рода зла и опасностей. Очутись она в воровском притоне, она и там бы осталась чистой и незапятнанной. Рассказывали, и в это верили многие, что однажды, когда индеец нацелил стрелу прямо в знак на груди Эстер, стрела коснулась знака, но упала на землю, не поранив обладательницу.